Счастье - [97]

Шрифт
Интервал

— А что предлагаете вы? — Дин Юсон уже понял замысел профессора и ждал ответа.

— Я предлагаю удалить пораженный участок, прочистить рану и, укоротив кости, срастить их. Больной, естественно, останется инвалидом. Но это будет истинным проявлением сострадания.

— Что? Инвалидом?

Дин Юсон не исключал подобную возможность, но, услышав этот вариант из уст профессора, он вздрогнул и побледнел от негодования.

— Это невозможно. Мы не имеем права так посту пить. Я, как лечащий врач, против этого варианта. Из моего лексикона давно исчезло слово «инвалид». Когда я его слышу, меня бросает в дрожь.

Дин Юсон впервые за время знакомства с Хо Геримом так открыто восстал против него.

Вот как! Лицо профессора побагровело. Неожиданный удар ему нанес его ученик, всегда послушно следовавший за ним, всегда смиренно внимавший ему. Какая неблагодарность! Подумаешь, новое светило!

— Послушайте, Юсон, что дало вам право вести себя так нескромно? — Профессор с усилием сдерживал гнев.

— Сонсэнним, это не нескромность. До сегодняшнего дня я искренне уважал вас. Но это было слепое следование за вами. Я не разделяю сейчас вашу точку зрения. Она ошибочна. Я не могу допустить, чтобы человека превратили в калеку.

— Остановитесь! Вы ведете себя вызывающе!

Скальпель в руках профессора задрожал. Ущемленное самолюбие яростно восстало. Он впервые за последние сорок лет столкнулся с таким открытым неповиновением, по существу, своего подчиненного.

Профессор чувствовал, что за последнее время из-за конфликта между ним и Чо Гёнгу его научный авторитет сильно пошатнулся. А сегодня ему нанес удар и Дин Юсон. Выступление Дин Юсона он посчитал оскорбительным для себя, это было сознательным ущемлением его авторитета как ученого. Наконец, должен же он иметь чувство собственного достоинства, которым он так дорожил. Нет, этого терпеть нельзя!

— Я не могу разделять с вами ответственность за судьбу больного. Делайте что хотите. Я умываю руки. — Профессор положил на столик скальпель, еще раз сердитым взглядом посмотрел на Дин Юсона и стремительно вышел из операционной.

— Куда же вы, профессор? — Дин Юсон не ожидал такой реакции со стороны своего бывшего учителя.

— Сонсэнним! — Гу Бонхи, желая вернуть профессора, выбежала следом за ним из операционной.

Но профессор не отозвался. Громко хлопнула входная дверь. Будто подгоняемый этим звуком, направился к двери и Рё Инчже, но на полпути, видимо, передумал уходить и вернулся на прежнее место возле операционного стола.

Дин Юсон каким-то рассеянным взглядом смотрел на оставленный профессором скальпель. У него вдруг потемнело в глазах. Волей случая он принял на себя ответственность за судьбу человека, распростертого перед ним на операционном столе. Еще раз хлопнула входная дверь. Дин Юсон поднял голову в надежде увидеть про фессора, однако вместо него вошла расстроенная Гу Бонхи. Она бессильно опустилась на стул.

Все выжидающе смотрели на Дин Юсона.

Чо Гёнгу стоял у дверей со скрещенными на груди руками.

— Что ж, попробуем справиться своими силами, — прервал он молчание. — Операцию продолжите вы, Юсон, я буду вам ассистировать. — В голосе Чо Гёнгу явно слышалось осуждение поступка профессора.

Чо Гёнгу и Гу Бонхи отправились мыть руки.

Дин Юсон подошел к операционному столу, его лицо за эти несколько минут заметно осунулось.

— Что ж, начнем, — сказал он, когда Чо Гёнгу и Гу Бонхи вернулись в операционную.

— Юсон, поступайте так, как вы считаете нужным.

И смелее, — поддержал коллегу Чо Гёнгу.

Операция длилась долго, Дин Юсон очень устал, но, даже держа в руках скальпель, он не переставал думать о неблаговидном поступке профессора.

«Все же надо будет после операции зайти к нему», — подумал Дин Юсон, но прежнего уважения к учителю он уже не чувствовал.

7

Гу Бонхи не находила себе места. Когда профессор покинул операционную, она выбежала вслед за ним, звала его, но он не дал себе труда даже обернуться. Горькая обида наполнила сердце девушки.

После операции она еще долго сидела задумавшись в операционной. «Как теперь сложатся взаимоотношения между профессором и Дин Юсоном? Что будет с профессором?» Сейчас она уже сочувствовала профессору, который, видимо, тяжело переживает этот инцидент.

И тут она вспомнила, что завтра профессор выступает на совещании врачей, а халат у него требует стирки. Пожалуй, никто об этом и не вспомнит, ведь этот халат висит у него в кабинете. И она решила проявить внимание — забрать халат, вечером его выстирать, а утром повесить на место. Пусть хоть так она позаботится о профессоре — сейчас, когда он очень расстроен.

По дороге в профессорский кабинет она на минуту зашла в пятую палату навестить Сор Окчу.

— Ну как, подружка, себя чувствуешь? — Гу Бонхи взяла руку Сор Окчу в свою.

— Спасибо. Сейчас хорошо. Температура спала, аппетит появился. Даже немножко поела. — Сор Окчу улыбнулась. — А у вас ничего не случилось? Что-то ты какая-то расстроенная.

— Нет, Ничего, — Гу Бонхи сделала паузу. — Ну, я пойду, я ведь на минутку забежала, мне еще надо к Юсону, потом поговорим. Хорошо? Ты уж извини.

Сор Окчу с недоверием посмотрела на подругу, но больше ни о чем спрашивать не стала.


Рекомендуем почитать
Кафа

Роман Вениамина Шалагинова рассказывает о крахе колчаковщины в Сибири. В центре повествования — образ юной Ольги Батышевой, революционерки-подпольщицы с партийной кличкой «Кафа», приговоренной колчаковцами к смертной казни.


Возмездие

В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.


Миллион

Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.


Коронованный рыцарь

Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .


Чтобы помнили

Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.


Мудрое море

Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.