Счастье - [100]

Шрифт
Интервал

Он провел эту ночь без сна, не сомкнув глаз. Наступало утро. Вскоре в кабинет вбежала испуганная младшая дочь Хёнми.

«Папа, — заговорила она взволнованно, — американские солдаты установили на песчаных дюнах у реки пулеметы и расстреливают там людей. Рассказывают, что убили студента из соседнего дома».

«Это война, доченька. На улице неспокойно, больше не выходи из дома».

Профессору уже было известно, что солдаты американской и южнокорейской армий успели расправиться с тысячами сеульцев. Сеул буквально утопает в крови. И он, врач, работающий во имя сохранения жизни человека, возмущался чудовищными злодеяниями американских агрессоров. Он никак не предполагал, что люди, называющие себя носителями «американской культуры», дойдут до таких зверств.

После полудня в дом профессора пришел южнокорейский офицер. Хо Герим лежал на диване и даже не подумал встать. На лице офицера появилась ироническая ухмылка.

«Любопытно, у кого это профессор Хо Герим надеется найти защиту, что позволяет себе подобную дерзость? И потом, может ли врач оставаться в бездействии, когда солдаты нашей армии страдают от ран? Уж не думает ли он, что это сойдет ему с рук?» — Офицер сознательно говорил очень громко, чтобы его слова слышала и хозяйка дома.

Профессор даже не пошевелился. Как он мог лечить их? Это же кровожадные звери. Они уже истребили тысячи невинных людей! Человеческую жизнь они ни во что не ставят! Нет, он не пойдет к ним.

Офицер ушел, так и не получив согласия профессора. А профессор все более утверждался в мысли, что чистые руки врача не могут врачевать безжалостных солдат, без колебаний совершающих злодейские убийства. Как непохожи солдаты Народной армии на эту ужасную солдатню!

На следующий день из военного комиссариата пришла повестка. В угрожающем тоне профессору предписывалось явиться в военный лазарет. Он не явился. Прошел еще день.

В этот день поздно вечером профессор лишь проглотил несколько ложек риса и сел за письменный стол. Выдвинув ящик, он достал несколько книг, оставленных ему при отступлении Чо Гёнгу и Дин Юсоном. Он с удивлением заметил, что начинает тосковать по этим людям, да и вообще по всем, кто отступил на Север. И эта тоска с каждым днем все более усиливалась, особенно тогда, когда в городе начались массовые расстрелы. И чтобы хоть как-то унять эту тоску, он по вечерам садился за оставленные ему книги. Разумеется, он их уже читал в свое время, но сейчас почему-то его все время тянуло именно к этим книгам, хотелось их перечитывать. Устроившись поудобнее, он погрузился в чтение. Вдруг раздался стук в ворота. Сперва еле слышный, потом более громкий. Он испуганно захлопнул книгу, встал и прислушался. Кто-то снова постучался. Он услышал, как жена отворила входную дверь и спросила:

«Кто там?»

«Мама, это я, Сончжэ», — донесся еле слышный голос.

Профессор вышел из кабинета и торопливо спустился по лестнице вниз.

«Кто? Сончжэ? Это ты, сынок?» — возбужденный голос жены уже звучал во дворе.

Профессор выглянул во двор. В проеме ворот, освещенный светом из комнат, в форме солдата американской армии стоял сын. На лице его застыл страх.

Жена профессора быстро впустила его во двор.

«Сынок! Ты откуда?» — спросила она.

«Мама, тише. Войдемте скорее в дом».

Хо Сончжэ боязливо оглянулся, обнял мать за плечи и поспешно вошел в дом. Профессора охватило беспокойство — кажется, с сыном что-то стряслось.

«Отец дома? Мне надо его видеть», — торопливо сказал Хо Сончжэ.

«Дома».

«Он, наверное, в кабинете?»

Но профессор уже шел сыну навстречу.

«О, Сончжэ!»

«Здравствуйте, отец! Ну как вы тут?»

«Пока со мной ничего не случилось. А что? Пойдем ко мне в кабинет, там и поговорим». — Профессор взял сына под руку и повел наверх.

Они поднялись на второй этаж, а тем временем жена и старшая дочь Хёньян уже гремели посудой на кухне, готовя что-нибудь поесть.

«Ты еще работаешь у американцев?» — спросил сына профессор, когда они пришли в кабинет.

«Да».

«Ну, и как? Хорошо у них поставлена военная хирургия?»

Правда, зная, что творится в городе, профессор не надеялся услышать что-либо интересное, но ему хотелось узнать мнение сына об американских медиках, с которыми тому пришлось работать.

«Отец…» — с отчаянием начал Хо Сончжэ, но, не закончив фразу, встал, подошел к окну, раздвинул занавески и выглянул на улицу. Он весь дрожал от страха.

«Что с тобой, Сончжэ? Что случилось?»

«Отец, я ведь был в изоляторе в американском военном лагере и сбежал оттуда. Если американцы узнают, где я, меня сразу арестуют».

«В изоляторе? Что это значит? За что ты попал туда? За какие преступления?»

«Я вам сейчас все расскажу, отец. У них в институте корейцев используют как подопытных животных, на них проводят различные опыты, прививают им инфекционные болезни. Большинство гибнет, им вводят, например, бациллы, вызывающие газовую гангрену, и гниющие конечности безжалостно ампутируют. Берут у здоровых различные органы и используют их для лечения своих раненых. И меня как свидетеля их тайных преступлений изолировали. Они боятся, что их варварские опыты получат огласку, и, видимо, решили и меня ликвидировать. Поэтому я…»


Рекомендуем почитать
Кафа

Роман Вениамина Шалагинова рассказывает о крахе колчаковщины в Сибири. В центре повествования — образ юной Ольги Батышевой, революционерки-подпольщицы с партийной кличкой «Кафа», приговоренной колчаковцами к смертной казни.


Возмездие

В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.


Миллион

Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.


Коронованный рыцарь

Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .


Чтобы помнили

Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.


Мудрое море

Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.