Сценарий схватки - [14]

"ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АЭРОПОРТ ОХО РИОС".

Во-первых, это был не Охо Риос, в котором сосредоточены большинство крупных отелей, но который располагался в двенадцати милях к востоку, около Оракабессы. Во-вторых, это был не аэропорт, а полоса длиной в 3000 футов, залитая гудроном и зажатая между морем и холмами, причем даже на "дакоте" взлететь здесь было невозможно. Она использовалась главным образом самолетами, опрыскивавшими банановые плантации на склонах холмов.

Я стоял и восхищался вывеской, пока клерк в хижине обзванивал миллионеров, водивших такси в этой части острова, и в этот момент один из пилотов, опрыскивавших плантации, вошел и хлопнул меня по спине. Он, видимо, только что закончил работу: они начинали с рассвета и летали до тех пор, пока солнце не поднималось слишком высоко.

– И что большой двухмоторный парень делает в джунглях – обследует трущобы?

– Клиент в Шау-парке. По крайней мере, я надеюсь.

– Кто-то из киношников?

Я удивленно покосился на него.

– Тут что, снимают фильм?

– Конечно. Разве ты не читаешь нашу "Дейли глинер"? Весь чертов Голливуд здесь, парень.

И он был почти прав; цветные эпические ленты вечно снимали в этой части северного побережья. Для съемок места лучше не найдешь: солнце, пальмы, холмы, пляжи – и полдюжины роскошных отелей прямо возле дороги. Иногда они превращали это место в остров на Тихом океане, иногда это была черная Африка; дважды они забывали, где находятся, и снимали фильмы о Ямайке, но наверное кто-то за это платил?

– А что на этот раз? – спросил я.

– Насколько я понимаю, снимают верховья Амазонки, во всяком случае, Южную Америку. По крайней мере перестали снимать Конго. – Он вытер тыльной стороной ладони пот со лба, оставив вместо него грязную масляную полосу. – Ну, и когда же ты бросишь это дурацкое воздушное такси и займешься вместе с нами настоящей работой?

– Завтра, если оплатят мой счет за горючее.

– Ну, тогда встретимся в пять утра.

– Давай лучше в девять; я что-то старею.

Он усмехнулся.

– Ты привыкнешь. Единственная трудность в том, чтобы проглотить всю вечернюю норму выпивки за обедом. Представь себе, что это патрулирование на рассвете – после полетов на истребителях ты же должен об этом все знать.

Я протянул:

– Все помнят, что я летал на истребителях. Сейчас я вожу гражданский самолет.

Он усмехнулся, еще раз похлопал меня по плечу и двинулся в сторону хижины.

– И тем не менее, приятно должно быть знать, что у тебя есть что-то, на что ты можешь упасть.

– Ты имеешь в виду Голубые горы? – откликнулся я. Он рассмеялся и ушел.

Что же касается меня, то мне все это представлялось совсем не таким уж забавным. Он делал деньги – вероятно около 7000 фунтов в год – но он их зарабатывал. Я знал, что один раз ему уже приходилось падать, когда он проводил опрыскивание с высоты двадцати футов и попал в овраг, не имевший выхода, крутой склон которого оказался прямо перед ним. Они списывают в среднем один самолет в год.

Видимо, я действительно становлюсь старым.

Я добрался до Шау-парка вскоре после одиннадцати и сэкономил пару минут, срезав дорогу через обнесенную стеной стоянку автомашин, вместо того, чтобы идти кружным путем через главный вестибюль. Это привело меня прямо ко входной двери номера "С".

Номера были построены в виде двухэтажных блоков – две комнаты наверху и две внизу – и выглядели до странного похожими на дома в пригородах английских городов, перенесенные на 4000 миль и слегка переросшие в лучах тропического солнца. Я нажал кнопку звонка и подождал.

Никакого ответа. Я снова позвонил; снова никакого ответа. Ну и что? Все правильно, я понимал, что опоздал на несколько минут, но по обычаям Ямайки это даже рано. Но может быть, Джи Би Пенроуз еще не совсем акклиматизировался в здешних условиях; может быть, он все еще думает, что одиннадцать часов означает одиннадцать часов и в две минуты двенадцатого у него уже назначена деловая встреча и ему пришлось вылететь в Нью-Йорк и купить Рокфеллер-Плаза?

Черт возьми! Я начал думать, что напрасно потерял утро и несколько галлонов бензина.

Чтобы использовать последнюю возможность, я нажал на дверь и она открылась. Я немного подумал, но потом решил, что по крайней мере смогу убедиться, что Пенроуз собрал свои вещи и уехал. Миновав темный коридор, я вошел в столовую.

Оказавшись внутри, я тут же забыл все свои мысли об английских пригородных домах. Это была большая прохладная комната, в одной стене которой раздвижные стеклянные двери выходили во внутренний дворик с видом на пляж и расстилавшееся за ним море. Почти все в комнате было белым: стены, маленький кофейный столик, шкафы, стулья из кованного на испанский манер металла, круглый стол со стеклянной крышкой, четыре настольные лампы. Это была очень симпатичная комната; единственное, что было не так, так это то, что в комнате никого не было, кроме маленькой темной ящерицы.

Она вскарабкалась по стене в соответствии со своей собственной теорией антигравитации, склонила голову набок и бросила на меня подозрительный взгляд. Я кивнул ей, подошел к открытым стеклянным дверям и выглянул наружу. Во дворике в беспорядке стояли металлические и пластмассовые пляжные кресла, но больше ничего не было. Возле берега купались несколько человек и пара металлических лодочек с яркими парусами скользила вдоль каменного пирса. Но всюду было очень тихо. Постояльцы Шау-парка громко не смеются.