Сценарист. Выпуск 5 - [2]

7. Лёша стоял у дома номер восемь в нижнем Толмачёвском переулке. Его лицо изменилось, из спокойно-будничного, оно стало как тогда, с Ксенией. Красивым, счастливым, нетутошним.

Лёшу обступили плотным кольцом. Мимо спешили по делам прохожие, обступая экскурсионную группу.

Женщины стояли к Лёше близко-близко, делая вид, что им плохо слышно, хотя машины в переулке появлялись не часто. Пожилая пара улыбалась, держась за руки. Мужик с пакетом сделался неожиданно весел. Его жена — смущённей.

Одна из пенсионерок тоже улыбалась золотыми зубами, другая шикала на и так не особо шумящих студенток — они изредка смущённо посмеивались, прыскали. Третья пенсионерка наклонила голову вниз, и осторожно разглядывая асфальт, слушала. У единственного студента мужского пола было совершенно рассеянное лицо, он смотрел в одну точку, будто рассматривал ворота дома и будто ему было неинтересно. Хотя на самом деле ему было ужасно интересно.

Все дети слушали внимательно, даже мальчик отвлёкся от телефона и смотрел на Лёшу, полураскрыв рот. Курносая стояла в стороне, будто не в экскурсионной группе и вязала крючком что-то из тонких, красных, полушерстяных нитей.

Лёша читал увлечённо, но не по-актёрски, а как-то по-другому, как-будто сам написал текст и спешил поскорее поделиться написанным.

ЛЁША: ….тут ведьма Коща поперхнулась, крикнула Соломину-воромину. Соломина-воромина тут как тут. Села Коща на корявую да к щёлке. Отыскала сучок, хватила безымянным пальцем сучок — украла язык у Козы: — Как сук не ворочается, как безымянному пальцу имени нет, так и язык не ворочайся во рту у Козы. И вмиг онемела Коза, испугалась Коза, бросила башню. Ушла Коза в горы. Черви выточили горы. Червей поклевали птицы. Птицы улетели за тёплое море. Пропала Коза. И никто не знает, что с Козой и где она колобродит рогатая. А ведьма Коща вильнула хвостом и — улизнула: ей, Коще, везде место! И кончился пир. Пери да Мери, Шуды да Луды — все шуты и шутихи нализались до чёртиков, в лежку лежали. Хунды-трясучки трясли и трепали седого шептуна-Шандыря. Мяукала кошкой Шавка от страха.

Сел царевич с Копчушкой-царевной, поехали. Едут. А ночь-то тёмная, лошадь чёрная. Едет-едет царевич, едет да пощупает: тут ли она? Выглянет месяц. Месяц на небе, — бледный на мёртвом играет. Мёртвый царевич живую везёт. Проехали гремуч вир проклятый. А ночь-то тёмная, лошадь чёрная. — Милая, — говорит, — моя, не боишься ли ты меня? — Нет, — говорит, — не боюсь. Проехали чёртов лог. А ночь-то тёмная, лошадь чёрная. И опять: — Милая, — говорит, — моя, не боишься ли ты меня? — Нет, — говорит, — не боюсь, — а сама ни жива ни мертва. У семи колов на серебряном озере, где лежит серый Волк, у семи колов как обернётся царевич, зубы оскалил, мёртвый — белый — бледный, как месяц.

Лёша подошёл к маленькой девочке, она, не отводя глаз, глядела на него немного испуганно, но больше с интересом, чувствовала, что не будет от этого человека никакой опасности. Он сел перед ней на колени.

ЛЁША: — Милая, — говорит, — моя, не боишься ли ты меня?

— Нет… А ночь тёмная, лошадь чёрная… — Ам!!! — съел.

При слове «Ам!» Лёша схватил девочку и высоко поднял её. Девочка рассмеялась, раскраснелась, круги под глазами исчезли. Вслед за девочкой рассмеялись и все остальные, в том числе и курносая с вязанием.

8. Ксения сидела в вагоне метро и читала книжку на английском. Поезд остановился.

Объявили «Площадь революции». Рядом с Ксенией освободилось место. Вагон стали заполнять люди. В вагон зашёл Лёша, сел рядом с Ксенией. Она отложила книжку, они обнялись, как будто не виделись несколько лет, но не поцеловались. Поезд тронулся.

КСЕНИЯ: Мы выиграли! В понедельник скажут, но на лицах написано, что это мы.

Лёша осторожно поцеловал Ксению чуть выше виска. Она посмотрела ему в подбородок и поцеловала. Они обнялись и стали сидеть молча. Поезд снова стал тормозить. Люди принялись вставать со своих мест.

Объявили Арбатскую. Лёша подался вперёд, ему показалось, что он увидел со спины курносую с экскурсии, она как будто бы покинула вагон в потоке людей. Вошли новые, в том числе тихие, усталые таджики. Ксения вопросительно дотронулась до Лёшиного плеча. Он мотнул головой, притянул её к себе и они быстро поцеловались.

8. Лёша и Ксения на кухне готовили обед. Она резала помидоры, он чистил рыбу. Они пели хором дурными голосами на птичьем, только им двоим известном языке, с известным только им обоим смыслом.

ЛЁША И КСЕНИЯ (хором): О-дууу, лок-лок, дышль-малышль, но-но-нак-нак! Ака-ака-ока-око! Оууууууууууууууууууууууу! Уууууууууууууууууууууууууууоооооня! Ууууууууууууууууууо-яю! Юююююлаааааааяяяя, юлаяяяяяя, за-зо-за, накри-кри-кри — ууудма-удмаааа….Мана-манна-ох-маннна-охи! Хихи-хи-хи-хихи-хиппиня! Пинь-пинь-пинь-зинь-тинь-перевинь! Пере-кон, пере-лон, пере-вжик-перелук-перелю! Лю-лю-лю! Люб-ла-ла-лака, люблак-а-люблак!… Ла-лас-лас-ласооня-оооо-коласоня!

9. Лёша подбежал к мусорному ведру как пёс, на коленях, понюхал его и скривился. Ксения рассмеялась. Понюхала и тоже скривилась. Лёша влез в шлёпанцы и взял мусорный пакет. Ксения влезла в свои шлёпанцы, накинула лёшину ветровку и они пошли вдвоём, держась за руки, сначала по полутёмному подъезду, потом по тёмному, без единого фонаря двору — освещаемому только окнами. Было совершенно безлюдно и тихо, как будто время заснуло и вся жизнь вовсе.