Сбываются другие мечты - [14]

– Да, – удивилась она и слегка наклонила голову.

Тогда он впервые отметил эту её привычку – от удивления наклонять голову.

– Сколько вам лет? – вопрос был ещё глупее предыдущего.

– Двадцать шесть. – Она еле заметно улыбнулась, и он отчего-то сразу перестал чувствовать себя дураком, как за минуту до этого.

Она была всего на шесть лет старше его сына. И почти на двадцать лет моложе его самого.

– Оля, почему вы не пошли в институт? – Той ночью он отличился редкостной бестактностью, но ему было легко под её слабой улыбкой.

– Так вышло.

Она чуть нахмурилась, ей не хотелось об этом говорить, и он отстал. Просто сидел с ней рядом.

Это потом он узнал, что её родители погибли в автокатастрофе, что её растила бабушка и она умерла, когда Оля только окончила медучилище.

– Бабушка боялась, что я останусь совсем без специальности, – рассказывала ему Ольга, когда они, уже будучи мужем и женой, ездили на кладбище к её родным. – Поэтому и уговорила меня пойти в училище.

После той ночи, когда она читала Чехова, а он молча сидел рядом, в его жизни ничто не изменилось, он опять почти не замечал медсестру Багрову, а она не замечала его…

Заглянул дежурный хирург, доложил, что плановая операция, назначенная на сегодня, закончена. Аркадий Львович подошёл к окну, недолго смотрел на больничный двор, запер кабинет и спустился в реанимацию взглянуть на больного.

Четвёртое октября, пятница

Наконец-то командировка кончилась. Бородин осмотрел гостиничный номер на предмет забытых вещей и кивнул Ирине:

– Ты готова? Поехали.

Она послушно повезла чемодан к двери. Она всё время старалась быть полезной, и ему стало совестно, что он так от неё устал. Ему хотелось домой, к Кате, надоело бояться, что Ирка в любой момент может ляпнуть что-нибудь неподходящее или посмотреть на него совсем недопустимо в присутствии коллег.

Ему было бы гораздо проще, будь он уверен, что нужен Ирине только для карьерного роста. Он отлично знал, что это не так, он нужен ей сам по себе, и это его ужасало.

Самолёт летел полупустым. Ирина достала планшет, принялась гонять по экрану разноцветные шарики.

Два года назад он и Катя летели в Рим. Тогда ему ещё не нужно было прятать от жены глаза, Катя так же, как сейчас Ирина, сидела слева от него. Она проспала почти всё время полёта, ему было скучно без неё и очень хотелось, чтобы она открыла глаза, он смотрел на неё и почти не замечал, что затекли ноги, и старался поменьше ёрзать, чтобы её не разбудить. Он до сих пор помнил чувство светлой радости оттого, что она крепко спит, оттого, что впереди долгие две недели отпуска, а после отпуска ещё целая жизнь.

Катя плохо загорала, у неё была очень светлая кожа, но мечтала о красивом ровном загаре. На обратном пути он дразнил её, поднося свою тёмную от итальянского солнца руку к её так и не загоревшей коже, и им было ужасно весело, и сидевшая рядом строгая дама недовольно на них косилась. Ему ни разу не было по-настоящему весело с Иркой.

Посадив Ирину в такси, Бородин наконец-то позвонил жене. Телефон был отключён, но он другого и не ожидал, сегодня у неё вечерняя смена.

– Какое счастье, что уже пятница. Устала я, Катенька, – пожаловалась Светлана Васильевна.

– Счастье, – подтвердила Катя, снимая медицинский халат.

Знал бы кто-нибудь, как устала она. Устала от того, что нет мамы, нет Ольги. От того, что почти нет Глеба, хоть он и рядом.

– И на пенсию уходить страшно, не очень-то на неё проживёшь.

Катя кивнула – понимаю.

Попрощавшись со Светланой Васильевной, заглянула в окно над козырьком входа в здание – Корсакова не было.

По дороге домой вспомнила, что не включила телефон, увидела пропущенный звонок Глеба.

Тихо шелестели листья на слабом ветру, как в первый раз, когда юная Катя шла с Глебом.

Глеб учился с её братом Илюшей в одной группе, иногда приходил к ним домой. На Катю парни внимания не обращали, и её это совсем не трогало, она тогда была влюблена в своего сокурсника Диму Сидякина. Сейчас Дима являлся каким-то большим начальником в крупной фармацевтической компании и часто приставал к Кате с рекламой собственной продукции.

Она не сразу заметила, что Глеб часто на неё посматривает, и незаметно стала ждать его взглядов и расстраивалась, когда он на неё не смотрел.

Потом всё закрутилось быстро. Как-то она у метро столкнулась с Глебом, возвращаясь из института, они разговаривали ни о чём под шелест осенних листьев, он вежливо пропустил её вперёд, легко открыв тяжёлую дверь подъезда, и она впервые заметила, какие сильные у него руки и как легко и спокойно идти с ним по тихой улице. В тот вечер он пригласил её погулять, и она пошла, и больше никогда не думала ни о Диме Сидякине, ни о ком-то другом.

Окна квартиры светились. Катя дождалась лифта, отперла входную дверь и сразу попала в руки Глеба.

– Я только вошёл, – прошептал он, утыкаясь ей в волосы. – Катюха, я так соскучился.

Она мягко высвободилась из его рук, повесила на вешалку ветровку.

– Катя…

– Да, Глеб?

– Что не так?

«Не так» было всё. И то, что он не звонил ей двое суток, и то, что сама она боится ему звонить, чтобы не нарваться на недовольные и отрывистые «да» и «нет».