Сброшенный корсет - [96]

Она оказалась права. Проверка ограничилась лишь беглыми взглядами на солдат и вопросом: «Офицеров нет среди присутствующих?» В наш кабинет контролеры и жандармы даже не заглянули. Лишь быстро оглядели танцовщиц, в подобострастном ожидании все еще стоявших на сцене, коротко прокомментировали: «Какие интересные костюмы!» — и без промедления покинули зал.

Пианист заиграл бравурный марш в честь императора Франца-Иосифа.

Снова появилась хозяйка заведения и, громко объявив: «Зеленый свет, господа!», — захлопала в ладоши.

Офицеры радостно повыскакивали из своих укрытий.

— Премного благодарен за счастливое спасение! — воскликнул эрцгерцог и, когда занавес раздвинулся и свет попал на мое лицо, добавил: — Очень был рад… Позже увидимся.

Я хотела было сделать книксен, но мешала скамья. Но Боже мой! Что я делаю? Я ведь не женщина. Я же солдат! Однако Его Высочество вовсе не заметил моего промаха и уже спешил к своей компании.

Я успокоилась.

Лизи снова откинула вуаль.

— Ах, — потянулась она от удовольствия, — пианист заслуживает большой бутылки вина. Молодец, быстро уловил ситуацию.

— А в чем его заслуга?

— Сразу же заиграл вальс. Если бы те засекли канкан, не поздоровилось бы всем. Но, скажу вам, милая барышня, канкан плясать дело непростое… нужно быть гибким и ловким. А эти чертовки как гуттаперчевые. Я тоже пробовала, но для меня это слишком тяжело.

— А почему не поздоровилось бы, как ты говоришь?

— Потому что канкан — запрещенный танец.

— Канкан запрещен, а бордель разрешен?

— Канкан подрывает моральные устои, а бордель в гарнизонном городе — это необходимость.

Почему бордель необходимость, было выше моего понимания. Но спрашивать об этом я не стала.

Офицеры возвратились к своим столикам, заказали шнапс и вино, солдат же охватила неудержимая охота к перемене мест. Их манила стойка, у которой они о чем-то договаривались с одной из девиц. Обхватив ее руками, они промаршировали от стола к столу, мимо кабинетов, пока наконец не скрылись за красным занавесом, прикрывавшим заднюю стену заведения.

Очевидно, там находилась потайная дверь, но самое удивительное заключалось в том, что кое-кого в эту дверь запихивали насильно. Две энергичные девицы, повиснув справа и слева на ефрейторе, подхватившем половник танцовщицы, затолкали несчастного, несмотря на все его протесты, вглубь, и — раз, два, три — занавес за ними опустился. Курящая трубку верзила схватила до смерти пьяного улана и держала его за шкирку, как котенка. Он глупо скалился — одно мгновение — и исчез из виду.

— Лизи, куда они все время ходят?

— В номе… в сортир… то есть я хотела сказать — в туалет.

— Но как же часто они туда ходят!

— Они и пьют достаточно.

— И им не стыдно?

— Почему им должно быть стыдно? — спросила Лизи, не спуская глаз с эрцгерцога.

— В туалет в сопровождении женщин?

Это был верх дурного тона. Нет ничего более постыдного, чем ходить по нужде. Разве можно так открыто и демонстративно идти в туалет? Ведь это надо делать так, чтобы никто не заметил, куда ты идешь. А здесь идут вдвоем. Как это возможно? И откуда эти глупые шлюхи знают, что мужчине именно сейчас нужно отлучиться по нужде?

В этот момент мимо нас продефилировал Аттила вместе с Лорелеей и… исчез в том же месте… Аттила! Неужели он сам сообщил ей… Никогда в жизни я больше не скажу ему ни слова. Меня бросило в жар. Тесная униформа тоже этому способствовала. Итак, если какая-нибудь из этих девок посмеет пристать к моему Габору, я возьму глиняный кувшин и разобью им ее голову. Но все офицеры были заняты друг другом.

Цыганки куда-то подевались, пианист играл вальсы, польки, галоп. Гости танцевали. Все, кроме Габора и сидевшего рядом с ним эрцгерцога, веселились на сцене в обнимку с расфуфыренной девицей — кидали ее во все стороны, смеялись, кружились… должна заметить, танцевать они умели. Выправка у них была отменная… но радоваться было рано. За столом Габора началась какая-то возня!

Откуда ни возьмись появилась размалеванная рыжеволосая деваха и отвесила обоим нижайший поклон. На ней было бальное платье фиолетового цвета с самым вульгарным декольте во всем этом заведении. Но тут она поклонилась еще ниже, приглашая эрцгерцога на танец! Да она потеряла всякий стыд! Но высокородный господин посмотрел сквозь нее невидящим взглядом, как сквозь стекло. Когда же она еще раз сделала книксен, он вышел из себя. Поднялся, подошел к официанту, который приносил нам кувшин с водой, взял из его рук поднос — и начал с ним танцевать! К тому же, это был вальс! Да-да! Танцует с подносом! В чем дело, что означает этот поступок?

Очевидно, у эрцгерцога были лучшие учителя танцев: он ведь родственник императрицы, и, наверное, уже давно хотел потанцевать, но не желал скомпрометировать себя, танцуя с какой-нибудь из этих дурищ… Однако соблазн он все-таки испытывал. Это было очевидно. Он двигался вплотную к официанту — я разочарованно следила за его движениями… но, по крайней мере, в него не вцепилась своими когтями ни одна из этих потаскух, не увела его к потайной двери и не заставила идти вместе с нею в туалет, когда ему, может быть, этого совсем не надо.