Сброшенный корсет - [68]

— Что я говорил! Вы кружите голову всему мужскому миру.

— Именно так. Со всей языческой страстью, других дел у меня нет, — и я улыбнулась ему.

— Ну хватит, — сказал Габор неожиданно серьезно и стянул перчатку со своей левой руки.

— Что хватит?

— Минка, дорогая, не смотрите на меня так, у вас глаза, как вишни, перед ними невозможно устоять.

— А если я буду?

— Тогда, — сказал Габор, наклонился ко мне и, сжав ладонями мое лицо, поцеловал. Он целовал меня в губы, с закрытым ртом, тихо постанывая, и поцелуй был долгим и нежным. Внезапно мы очутились в объятиях друг друга, легонько покачиваясь из стороны в сторону. И опять происходило нечто удивительное.

— Вы моя большая любовь, — прошептал Габор.

Едва эти слова прозвучали в моих ушах, я почувствовала, как они взлетели и рассыпались снопом белых искр по моим плечам и рукам, и заструились к талии, и, взорвавшись у солнечного сплетения, сладостной истомой навалились на все мои члены, переполнив все мое естество, а я потонула в Габоровых объятиях, не в силах пошевелиться.

Что это было? Паралич?

Ерунда! То была любовь.

Габор и я. Я ощущала гладкое сукно его мундира на своей щеке. Слышала быстрое неровное биение его сердца и прерывистое дыхание. Мы долго-долго не выпускали друг друга из объятий.

— Минка! — Его мягкие губы снова покрывали поцелуями мой лоб, виски. — Я желал этого целую вечность. Знаете что? Давайте отважимся на… давайте наедине говорить друг другу «ты». — И он поцеловал меня в ушко. — Мы будем говорить друг другу «ты». Это так интимно. Хочешь?

— Да, — прошептала я почти в беспамятстве.

— Я открою тебе тайну. Принцесса Валери и ее муж наедине, когда их никто не слышит, говорят друг другу «ты». И их кузина в Вене, Ее Величество, когда они одни, поступает так же. Отныне я буду писать тебе на «ты». Согласна?

Я кивнула.

— Минка моя, скажи мне что-нибудь.

— Что мне сказать вам… — Я оборвала себя на полуслове. Это было чересчур смело. Ни одному взрослому члену семейства я не говорила «ты», а теперь вдруг должна…

— Что мне сказать тебе, — поправил Габор, — повтори. Ради меня. Пожалуйста, сделай это.

Я собралась с силами.

— Что мне сказать тебе?

Габор засмеялся:

— Видишь? Это совсем не трудно. И теперь это наша с тобой тайна. Я ее никому не выдам. Даже Аттиле. Это будем знать только мы с тобой. А что ты должна мне сказать… обещай, что будешь носить мое кольцо.

— Я буду носить твое кольцо. Теперь я его уже не отдам.

— Ты это серьезно?

— Вполне.

— Значит, теперь мы тайно обручены, — торжественно изрек Габор. — Я знаю, это запрещено. Но не хочу ничем рисковать. Если кто-нибудь явится к тебе и спросит, не хочешь ли ты стать его женой, ты ему откажешь.

— И кто же должен меня спросить?

— Это никогда не угадаешь. Здесь всюду рыщут хитрые волки. На последнем домашнем концерте, у принца Хоенлое, помнишь? Тебя просто пожирали взглядами.

— Я и не заметила.

— А на «Юной спасительнице», когда ты появилась на сцене с распущенными волосами, в сиреневом платье с рюшами, слышала бы ты комментарии…

— Я не собиралась кокетничать, — оправдывалась я.

Габор горделиво засмеялся:

— Я знаю. Но в тебе есть что-то особенное. Ты притягиваешь любовь. Как магнит. Так сказал мой старик. А он начисто лишен поэзии.

Габор обнял меня. Закрыл глаза, но не до конца. Под его густыми черными ресницами я видела тонкую светлую полоску. И эта узкая полоска невероятно меня растрогала — мне хотелось расцеловать его за это. Что я немедленно и сделала.

Этого он не ожидал.

— Минка! Ты любишь меня! — Он бурно прижал меня к сердцу, дыхание его участилось, губы потянулись к моей шее…

— Что ты делаешь? — испугалась я.

— Целую свою нареченную.

Я высвободилась из его объятий.

— Тайную нареченную, — промолвила я.

— Тайную, но это ненадолго, — Габор взял обе мои руки в свои. — Если все будет хорошо, 18 августа, вечером, на императорском балу, я буду добиваться твоей руки.

— Не надо этого делать.

— Почему? — удивился Габор. — Я должен это сделать, если ты хочешь стать моей женой.

— Но сперва мы долго будем оставаться обрученными.

— Почему? — спросил ничего не понимающий Габор.

— Потому что это так прекрасно.

Габор поднес мои руки к своим губам.

— Мы будем обручены ровно столько, сколько это действительно необходимо, — сказал он твердо. — И ни секундой дольше. Мы должны пожениться. Иначе мы не можем быть вместе наедине.

Я молчала.

— Что с тобой? Я тебя напугал? Скажи мне, Минка, что стряслось?

Я вздохнула. Я давно уже размышляла о том, как Габор будет реагировать на слова о браке Иосифа. Но слова эти не хотели слетать с моих губ. Момент был неподходящий. Пожалуй, я поговорю об этом как-нибудь в другой раз.

Габор поднял мою правую руку, полюбовался на свое кольцо на моем указательном пальце и вздохнул.

— Я должен сказать тебе еще кое-что.

— Что же?

— Если все вдруг лопнет… скажем, мой отец будет настаивать на Фогоши или твои близкие отвергнут меня, что маловероятно, но если все же так случится… то я предлагаю, чтобы мы оба не вступали в брак и на всю жизнь сохранили верность друг другу.

— Да, так мы и сделаем.

— Знаешь, — Габор серьезно посмотрел на меня, — я не такой, как все. Я с удовольствием стану офицером. Но мне не нравится, когда из тщеславия разбивают сердца. Чтобы хорошо выглядеть перед товарищами. Понимаешь? Обманывают девушек. Обещают с три короба, на запястье носят сплетенный из ее локонов браслет, чтобы каждый мог видеть. А у самого уже есть миниатюрный портрет другой… Я хочу большой любви. Которая сохранится навек. Я хочу тебя. Когда я тебя увидел, в Хинтербрюле, я сразу понял — это она. Единственная в целом мире…