Сборщик клубники - [4]

Нет, я не из этой сказки. У меня не хватит способностей, чтобы исполнять роль Белоснежки. Я бы подавилась первым же ядовитым словом.

— И зачем же ты приехала?

Хороший вопрос. Зачем я приехала? Раньше-то я знала, но потом забыла.

Тело обнаженной девушки лежало в кустарнике. На спине. Руки были вытянуты вдоль туловища, правая нога слегка согнута в колене.

Одна прядь срезанных волос рассыпалась у нее на плече, остальные ветер разнес по округе — волосы запутались в траве, обвили шершавую кору деревьев.

Ее глаза были широко открыты и неподвижно смотрели в небо, будто она умерла, чему-то удивившись.

Ее нашли дети. Брат и сестра десяти и девяти лет. Родители запрещали им ходить в лес, но они не слушались, и вот их постигло ужасное наказание — этой находки они не забудут никогда. Они бросились домой, визжа от страха. С криками неслись напрямик через пастбища, карабкались на изгороди и ползли под колючей проволокой. Во дворе кирпичного завода их остановил один из рабочих. Едва разобрав сквозь всхлипы и слезы, что произошло, он вызвал полицию и сам отвез детей в полицейский участок, где секретарь отпаивала их какао, пока за ними не приехала их мать.

Тело принадлежало девушке восемнадцати лет. Ее изнасиловали и убили. На теле было обнаружено семь ножевых ран. Первый удар стал для нее смертельным. Жертва была родом из Хохенкирхена, близ Экершайма. Она оканчивала школу и жила с родителями. Один из полицейских, прибывших на место преступления, смог опознать ее. Он знал ее родителей и вызвался сообщить им о трагедии.

Ее мать упала в обморок на пороге. Муж отнес ее на диван в гостиной и укрыл одеялом. А вернувшись, хлопнул полицейского по плечу и предложил выпить. Шок, наверное. Будучи в шоке, люди ведут себя весьма странно. Однажды этот полицейский видел женщину, которая, узнав, что ее муж разбился в автокатастрофе, молча пошла на кухню, налила себе тарелку куриного бульона и с жадностью принялась есть, будто умирала с голоду.

Девушку звали Симона. Симона Редлеф. Ее хоронили всей деревней. В истории Хохенкирхена не бывало таких многолюдных похорон. Пришли все ее одноклассники — девочки прижимали ко рту платки, да и мальчики тайком смахивали слезы. Все были потрясены этой внезапной смертью, но, более того, ее зверской, несравненной жестокостью.

Одно дело смотреть ужасы в криминальной хронике по телевизору, и совсем другое — знать, что они происходят у тебя дома. Каждый из пришедших на похороны наверняка задавался вопросом: что ждет его самого?

В часовне звучали любимые песни погибшей Симоны, мерцали зажженные свечи, цветы источали сладкий запах смерти, наполняя всех безысходной тоской. И пусть на улице как ни в чем не бывало светило солнце, все понимали, что жизнь навсегда изменилась.

«По словам главного комиссара криминальной полиции Брёля Берта Мельцига, убийство восемнадцатилетней Симоны Редлеф имеет много общего с убийствами двух других девушек, произошедшими в прошлом году на севере Германии, в городах Мевер и Аурих. Их дела остаются нераскрытыми. Мельциг отказался предоставить более подробную информацию. Следствие продолжается».

Несмотря на усталость, спал он недолго. Грезы, приходящие к нему в полудреме, он ненавидел и боялся. Отчаянно гнал их прочь, но напрасно: ненавистные образы бумерангом возвращались к нему. Он по-прежнему чувствовал возбуждение. Другие чувства никогда не захватывали его столь полно.

«Ах, девочка моя, — думал он, — почему ты меня подвела?»

Взглянув на нее вблизи, он увидел, что она совсем не фея и даже не красавица. Голос у нее был по-птичьи резкий от страха. Это взбесило его. Он терпеть не мог такие голоса. И когда потеют от ужаса тоже. У нее были скользкие руки.

Не то чтобы он верил в существование фей. Ведь он не маленький. Да и с феей он не справился бы. Но она должна была напоминать фею. Ту фею, которую он видел в книжке детских сказок, — хрупкую, с мягкими сияющими волосами, с большими глазами и длинными ресницами.

Издали не разглядишь. А когда подойдешь, уже слишком поздно. Всякий раз его ожидали разочарования. Такая мелочь, как лишняя родинка, могла испортить образ. От девушки в Йевере разило табаком. Она даже предложила ему сигарету! Она игриво улыбнулась, запрокинула голову и выпустила дым через ноздри, не подозревая, что уже подписала себе смертный приговор.

Он со стоном повернулся на другой бок. Хорошо еще, что он снял номер в этой маленькой гостинице, а не остановился на ферме вместе со всеми. Номер, правда, был отвратительный — под самой крышей, которая к вечеру раскалялась от солнца. Вместо ванной была крохотная душевая кабинка, в которой не повернуться. Окно выходило на трубу соседнего дома. Но номер позволял не жертвовать свободой и стоил недорого. Здесь он мог спокойно спать, не опасаясь чужих глаз, как в общей спальне. Сны часто заставляли его вскакивать среди ночи, обливаясь потом. И еще он разговаривал во сне.

Нет, здесь гораздо лучше. Идеальное жилье.

Если бы только можно было уснуть.

Сон был необходим, чтобы держаться днем. Чтобы не вызывать подозрений. Копы уже шныряют по всей округе, допрашивают сезонных рабочих. И они теперь не скоро успокоятся.