Сборник "Великий Моурави". Компиляция. кн. 1-6 - [37]

В глубине двора княжеские конюхи в ярких чохах прогуливают взмыленных коней.

– Неспокоен твой жеребец, смотри, ухо откусит, – рассмеялся молодой конюх.

Старик, державший под уздцы серого в яблоках коня, угрюмо ответил:

– Каков всадник, такое и жеребец. Кому дает покой князь Качибадзе?

– Почему, старик, сердитый такой?

– Князь азнаурством не пожаловал?

– Может, жеребец в грязь сбросил?

– Или откусил что-нибудь?

На раскатистый хохот подбежали телохранители, чубукчи, нукери и с любопытством заглядывали через плечи впереди стоящих.

– Ишачьи ваши шутки, – внезапно вспылил старик, – на праздник едете? Тебе, Ласо, хорошо, – набросился он на молодого конюха, – у князя подносы облизываешь, а в Дараке был? Много зерна видел? Народ обнищал, на войне гибнет, дети солому едят, от работы женщины сохнут…

– Не мы воюем, – раздались голоса, – магометане-собаки покоя не дают.

– Неплохое дело война, – бесшабашно тряхнул головой нарядно одетый оруженосец, – в прошлую войну многих пленных взяли, много караванов отбили.

– Караваны князья поделили, – перебил старик, – а тебе навоз достался.

– Молчи, старик! – прикрикнул подошедший Арчил, старший смотритель царских конюшен, родственник Папуна, – за плохой язык хорошую голову потерять можно.

– Молодец, Арчил, – засмеялись слуги, – знаешь, когда натянуть повода.

– Эх, старик, чужие уши – плохой хурджини для тайн, – сказал пожилой телохранитель.

– По какой дороге, Симон, двигаются войска князя Цицишвили? – поспешно переменил разговор Арчил.

– Не хочешь ли пристроить в княжескую дружину исполина, прискакавшего к тебе на рыжем слоне?

– Нет, Симон, мой друг Саакадзе зачислен в царскую дружину, а слона, думаю, он не обменяет на коня Цицишвили, если князь даже и тебя отдаст в придачу.

– Ха, ха, ха… Арчил, жирно угощаешь.

– Го-го-го!.. Подсыпь ему еще перцу, лучше поскачет.

Но шутки конюхов оборвал рокот трубы. Стража бросилась открывать железные ворота. Загремели тяжелые засовы. Толпа вплотную придвинулась к распахнутым воротам.

– Доблестный Нугзар Эристави с младшим сыном Зурабом прискакал!

– Жеребец под князем – арабской крови, жизнь за такого коня отдашь!

– А чепрак золотом расшит!

– Бешмет зеленого бархата!

– Священный цвет турок!

– А шарвари краснее фесок!

– Хороший праздник будет у собак, если так едет на войну могущественный Нугзар.

– Как звенят серебряные ожерелья на конях оруженосцев.

– Такое ожерелье хорошо подарить Кетеван.

– Нашел место о Кетеван думать.

– А сколько телохранителей, копьеносцев, сразу на дворе тесно стало!

– Что свита! Пять тысяч дружинников Эристави под стенами Тбилиси стоят.

– Ты что, считал?!

– Я считал, семь тысяч!

– Кто приехал? – спросила царица, нервно перебирая четки.

В нарядных покоях толпились придворные княгини.

– Нугзар Эристави, царица, – улыбнулась княгиня Бараташвили, продолжая смотреть в окно. – Новое знамя, как красиво: белый орел терзает зелено-чернуюзмею… Смотри, царица, семнадцатый раз попал в яблоко зоркий царевич Луарсаб…

– Большая свита с Эристави?

– Да, царица, и Зураба привез… Двадцать первый… Жаль, помешали. Зураб в сад вошел, шашку показывает…

Пальцы Мариам сжали подушку…

– Шш… шш… тише! – пронеслось по двору.

– Смотрите, смотрите, старый волк Леон Магаладзе прискакал.

– А за ним два волчьих глаза, Мераб и Тамаз.

– Жена и дочь вчера приползли.

– Кошки заранее плакать приехали.

– Скупые, что ли? Все в серый цвет оделись.

– Пусть на свою голову пепел сыплют.

– На войну, как на похороны, едут.

– Гонец! Гонец!

– От храброго Ярали вести.

– Эй, гонец, какие вести привез?!

– Хорошие, точите шашки, – смеясь, крикнул юный азнаур и, лихо спрыгнув с коня, бросился в боковой вход…

Распахнулось окно, начальник замка князь Газнели строго оглядел слуг. С утра князь расстроен – совсем неожиданно на его голову свалилась война. Один бог знает, как обернутся дела царя, а он, как фазан, пропустил на той неделе случай получить от царя давно намеченное Танаки, имение, которое само перелезает за ограду замка Газнели.

«Вот Амилахвари с надменным сыном Андукапаром пожаловали. Прилетели, вороны… Так и знал, – продолжал раздражаться начальник замка, – всегда следом светлейший Баграт Картлийский… А! И Симона притащил… Сына за собой, как хурджини, возит… И кватахевскую богородицу на знамени обновил, к трону подбирается… Подождите, светлейшие, может, и не удастся вам заменить Газнели князьями Амилахвари…»

Из глубины зала за Газнели наблюдал тбилели. Янтарные четки проворно бегали в пухлых пальцах.

«Вот муж, чей горестный вид да послужит примером многим, даже мне, грешному, – вздохнул служитель креста. – Князь удручается делами царства, а меня сатана искушает… – Тбилели прижал к груди крест. – Но дела церкви – главная моя забота… не следовало бы медлить с обещанным вкладом. Или напомнить царю?.. Нет, не время… Может, сам догадается оставить распоряжение. Надо выпытать у Газнели, князь должен знать».

Тбилели грузно поднялся, поправил на груди золотой, усеянный бриллиантами крест и подошел к Газнели. Склонившись друг к другу, они зашептались…

Резкие звуки рога, цоканье копыт, крик команды, звон оружия взбудоражили двор.

Бойкая Хорешани Газнели, дочь начальника замка, открыла окно.