Сборник статей - [26]

И вместе с тем масштабные события, представлявшиеся современникам чрезвычайно важными и, казалось бы, заслуживавшие почетного места в исторической летописи, сплошь и рядом удостаиваются в Танахе лишь беглого упоминания. Таковы сражения и победы, завоевания и падения царств, о которых сообщается мимоходом. Дело в том, что подобные "великие деяния", в сущности, ничего не давали грядущему, из них невозможно было извлечь драгоценные зерна, способные принести плоды поколениям потомков. Понятно, что, хотя события такого рода не проходят бесследно, их отпечаток на теле времени подобен шраму на древесной коре. Но ведь рана, как бы ни была она глубока, ничего не прибавляет растению. Именно потому завоевания и победы не произвели впечатления достаточно сильного, чтобы запечатлеть их на века.

Концепция "живого" времени объясняет также и то, каким образом не только прошлое влияет на настоящее и будущее, но и те, в свою очередь, в некоторой мере способны влиять на него. Великое событие современности способно не только скорректировать интерпретацию прошлого, но и действительно в состоянии отчасти его изменить. Продолжая нашу "растительную" аналогию, вспомним, что старые части биологической системы столь же доступны изменениям, как и молодые, с той лишь разницей, что для этого требуется гораздо больше усилий. Чем значительнее прикладываемое усилие, тем глубже проникают изменения, охватывая уже не только сферу развития и роста, но и омертвелые, отжившие пласты. Это относится и к человеческой личности: ведь и в основе раскаяния лежит переосмысление и, как следствие, трансформация совершенных в прошлом поступков. Их исправление происходит, фигурально выражаясь, "задним числом". Условием покаяния является решение изменить свое поведение в будущем. Рамбам ("Яд хазака") пишет: "Будет свидетельствовать о нем Тот, Кому ведомо сокрытое, что он не станет больше грешить". Однако наряду с этим существует и ретроактивный аспект. Покаявшийся из страха перед наказанием удостаивается прощения грехов, отныне они засчитываются ему как невольные ошибки. Но грехи того, кто раскаивается из любви к Всевышнему, побуждают к служению Ему, благодаря этому меняют знак на противоположный и засчитываются как заслуги. Так настоящее изменяет прошлое. Однако добиться этого нелегко. Мудрецы всех поколений не скупились на объяснения того, сколь чудовищное усилие требуется для достижения полного "раскаяния из любви". Об этом, в частности, говорят Рамбам в сочинении, цитата из которого приведена выше, и раби Шнеур-Залман из Ляд в своей знаменитой "Танье". Однако как ни труден путь возвращения к праведности, он был бы вовсе немыслим, если бы минувшее уходило безвозвратно. Дереву тоже нелегко выпрямить давно огрубевший ствол. Этого не достичь легким прикосновением, каким распрямляют молодой побег. Но зато свежий росток без труда изменит не только свою форму, но и функции отдельных частей, казалось бы, уже устоявшиеся, — ведь в силу своей инертности прошлое трансформируется тем медленнее, чем дальше оно ушло.

Подобный взгляд на мир порождает иное восприятия времени. Время уже не слепая стихия, устремляющаяся неизвестно куда, неведомо какими путями. Оно, словно живое существо, органически соединяет в себе прошлое, настоящее и будущее. В физике мы приравниваем временные отрезки друг к другу подобно другим параметрам. Но все они не абстрактны, существуя в определенном контексте, придающем им конкретный смысл. Если они равны, это еще не значит, что они тождественны. Единица измерения в реальном пространстве имеет конкретное наполнение: она зависит от того, что ею измеряется. То же — и со временем. Минута — не только условный отрезок безвозвратно ушедшей действительности, это — неповторимое мгновение, которое невозможно пережить вторично. Вопреки своей цикличности время уходит навсегда. Соединившись, цикличный и поступательный характер времени придают неповторимое звучание каждой из временных "нот" — мгновений равной длительности. Величайшее отвращение, испытываемое еврейской традицией к пустому времяпровождению, проистекает не только из сознания невозвратимости упущенного, но и из ощущения уникальности, незаменимости каждого мига.

…Время обтекает и наполняет нас и само наполняется нами. Струясь длинным извилистым руслом истории, оно неизменно остается живым, вечно возвращаясь к истокам, но при этом неуклонно двигаясь вперед.

Психоанализ хасидизма

Что у них общего?

Сама идея сопоставления хасидизма и психоанализа может показаться экстравагантной. Хасидизм — религиозное еврейское мистическое движение с соответствующими внутренними мотивами и специфическими внешними проявлениями; психоанализ — научная теория, подчеркнуто не религиозная, если не антирелигиозная (за исключением, может быть, школы Юнга).

Хасидизм ни в коей мере не является ни психотерапевтическим методом, ни философской школой в западноевропейском понимании — скрупулезно разработанной и систематизированной. Хотя глубина прозрения позволяет хасидизму проникнуть в самую суть проблем, которые воспринимаются как сугубо психоаналитические, он никогда не стремился к систематизации собственных подходов и к обобщающим определениям.