Сборник рассказов - [5]
До млекопитающих никто не мог себе это позволить, они были первыми теплокровными, заявившими о своем несогласии со средой. Подумать только: даже огромные ящеры приспосабливались к среде, а эти, у которых ничего за душой ни прошлого, ни настоящего…
Конечно, прошлое у млекопитающих было, только оно им не принадлежало. И вообще это было такое прошлое, о котором лучше всего забыть. В прошлом млекопитающие были пресмыкающимися, правда, не огромными ящерами, а маленькими, незаметными, что было единственным спасением в мире, в котором можно существовать лишь до тех пор, пока тебя не заметят. В то время у них была холодная кровь, совершенно нормальная холодная кровь, приспособленная к внешней температуре. А потом…
Можно придумать много легенд о том, как холоднокровные стали теплокровными. Это может быть легенда о первой большой любви, или легенда о первом большом сочувствии, или легенда о первом восхищении красотой. Но факты говорят о другом. Факты говорят о том, что теплокровность в те времена была далеко не безобидным явлением. Теплокровных преследовали за теплокровность. Изощренная физиология динозавров дошла до того, что они на расстоянии чуяли теплую кровь, улавливая тысячные доли градуса. И уже за тысячную долю виновный подлежал съедению.
— Просто поразительно, до чего мы сами не умеем себя беречь, — говорили лягушки, хотя уж они-то умели себя беречь. Впрочем, они имели в виду млекопитающих.
— Быть незаметным — что может быть лучше в наш ужасный век? Так зачем же делать все, чтобы тебя заметили? И какая разница, что у тебя за кровь, если из тебя ее выпускают?
Лягушкам это было непонятно. Они считали, что нужно иметь такую кровь, которую легче сохранить в сложившейся обстановке. А теплокровность… Ну скажите, разве это так уж принципиально — теплокровность?
Для млекопитающих это было принципиальным, потому что причиной их теплокровности было несогласие с внешней средой. Во внешней среде жара сменялась морозами, бросая все население то в холод, то в жар, и, чтобы не зависеть от этого, нужно было иметь свою постоянную температуру. Ведь вот динозавры, могучие динозавры вымерли, когда наступили холода, потому что не имели своей, постоянной температуры.
Предыстория человечества не менее героична, чем история человечества. И кто знает, может быть, не было бы на Земле человечества, если б не было на Земле тех, первых, не имевших ни славного прошлого, ни мало-мальски терпимого настоящего, — а только будущее, одно только будущее, да еще горячую кровь.
СТАРОЖИЛЫ ЗЕМЛИ
ВРЕМЯ, ВРЕМЯ…
Время течет, как река, и даже быстрей, потому что реки иногда текут медленно. Но они текут, и сегодняшние реки не те, что были вчера. Кажется, только вчера — вспомните девонский период — они текли так спокойно, что Рогозуб мог ни о чем не беспокоиться. И он полеживал у себя в воде, иногда выставляя наружу нос, чтоб определить, какая там, наверху, атмосфера, потому что уже тогда Рогозуб был двоякодышащий.
Атмосфера была, как в девоне: можно сказать, нормальная и наверху и внизу; и наверху и внизу не было никого крупней и страшней Рогозуба. Но на всякий случай он все же время от времени высовывал нос из воды.
Ему казалось, что время течет, как река. Как медленная, насквозь проросшая, словно пришитая ко дну водорослями река — привычное обиталище Рогозуба. Но время текло быстрее. Вспомните: только что был девонский — и вот уже каменноугольный период. Не успели оглянуться — триасовый, юрский, меловой… Столько воды утекло, а что переменилось?
Многое переменилось, но Рогозуб не замечает перемен, хотя регулярно проверяет состояние атмосферы. Ему кажется, что он все еще в милом своем девоне, когда не было никого крупнее ни на земле, ни в воде.
Поэтому он так часто попадается в сеть. Он не торопится сопротивляться и не торопится убегать, он вообще не торопится, он живет, как в девоне, когда впереди еще столько времени, что некуда торопиться. Он живет и в реке, и в пруду, и в аквариуме, и спокойные воды аквариума напоминают ему спокойные воды его реки. И он высовывается из аквариума, чтобы определить, какая там, наверху, атмосфера, и с удовольствием отмечает, что ничего не переменилось.
Ничего не переменилось. Медленно текут воды, в которых живет Рогозуб. Медленно течет время, в котором живет Рогозуб. И медленно, медленно живет Рогозуб. Так жили только в девоне…
СУПРУГИ УТКОНОСЫ
Супруги Утконосы, внуки Праутконоса, правнуки Прапраутконоса, помнят еще прапраправремена. Когда это было — в триасе или уже не в триасе? Тогда еще жили аммониты, эти головоногие, которые вымерли, потому что действовали больше ногами, чем головой. Когда же они вымерли? В триасе или уже не в триасе? Во всяком случае, когда они вымирали, Прапраутконосы уже жили, и аммониты сказали им:
— Прапраутконосы, вы свидетели того, что мы вымираем!
Супруги Прапраутконосы как раз снесли два яйца и потому сказали:
— Никакие мы не свидетели. Вымирайте, но не впутывайте в это нас.
— Мы вымираем, — сказали вымирающие, — атмосфера становится чересчур ядовитой…
До сих пор Прапраутконосы не чувствовали, что атмосфера стала ядовитой, но теперь они это почувствовали. И, проводив аммонитов в последний путь, они вернулись домой и сказали друг другу:
