Сборник произведений - [28]
Мне, ей-богу, и не сосчитать.
Сам себе бывал судьёю строгим,
И сейчас, уже на склоне дней,
Нет упрека ни одной дороге,
Что сказалась на судьбе моей.
Были тупики и развороты,
Всяких ям, колдобин – пруд пруди.
Были и чащобы, и болота –
Многое осталось позади.
По дорогам разным помотало,
Довелось бежать, лететь, грести.
Жизнь моя, тебя осталось мало,
Жаль, уже не заблужусь в пути!
Новогодние хайку
* * *
Жду Новогодье!
Всё обновляю, клянусь!
Старые планы …
* * *
Деду Морозу!
Не перепей, милый друг!
Ты на работе!
* * *
Салат оливье!
Ты – моё искушенье!
Съел три тарелки …
* * *
Шарик на ёлке!
Как ты похож на меня!
Срочно худею!
* * *
Вспомни сервиз наш,
Майссенский, ценную вещь!
Да, хрупок фарфор…
* * *
Грустно, ребята!
Завтра снова на службу.
Так надоело!
Издержки гордости
Вот так представил Бенджамин меню
Для гордецов, собою упоённых.
Вещает Гордость: «Только поманю,
И ты в силках, чванливостью сплетенных!»
Надменность, спесь, тщеславье, хвастовство –
Несметное обилие пороков.
Не шабаш ведьм, не леших торжество –
Забвение Заветов и Пророков.
Да, человек всегда стремится ввысь,
Возможно, в этом – наше назначенье.
Но соблюдай с утра: «Не возгордись!» –
И к ужину не подадут презренья.
Грамматические восьмистишия
Корни
«В корень зри!» – сказал Прутков когда-то.
И заметил верно, ей-же-ей.
В жизни и в грамматике, ребята,
Невозможно выжить без корней.
Сколько бы корней ни вырывали,
Помни установленный статут –
Корень, как и слово, был вначале.
Без корней стихи не расцветут.
Падежи
Как будто нисходя на этажи,
И, задержась на каждом этаже,
Склоняют бойко душу падежи:
«Душа, души, душою, о душе …»
Да только всё вы врете, падежи! –
Кричу им, каждой жилкою дрожа:
«Моей не троньте, варвары, души!
Насильно не склоняется душа!»
Запятые
Говорят, что жизнь – всегда движенье,
А движенье – жизнь! Закон простой.
Запятая – это продолженье,
Так же, как и точка с запятой.
Фразы и слова соединила,
Повела отважно за собой.
Обитает жизненная сила
В маленьком крючочке – запятой!
Тире
Среди прочих знаков препинанья
В шумном грамматическом дворе
Обитают тихие созданья,
Простенькие чёрточки – тире.
Между тем, заслуги их огромны
В нашей длинной жизненной игре –
Восемь цифр на памятнике скромном.
Даты жизни. А внутри – тире.
Кавычки
Как они мелькают! Словно птички!
Над словами и над головой,
Легкие, летящие кавычки
Над цитатой, над чужой строкой.
Им уютно на моей страничке,
Охраняют авторов права.
… Кто-нибудь сподобится в кавычки
Закавычить и мои слова?
Архитектура старой Вены
Какая здесь, друзья, архитектура!
Не веришь, что построено людьми!
У Габсбургов была губа не дура,
Умели жить монархи, черт возьми!
Перед тобою Хофбург незабвенный,
Здесь целое скопление дворцов!
А Бельведер! А в пригороде Вены –
Роскошный Шенбрунн – загородный кров.
Здесь и ампир, и рококо с барокко,
И ренессанс, и готики полно.
Шпиль Штефансдома виден издалёка.
Вот Бургтеатра чудные панно.
О, венских зданий милые виденья!
Ночами вы являетесь во сне.
Мне по сердцу имперские строенья,
А Хундертвассер* как-то не вполне.
----------------------------------------------------------
* Ф.Хундертвассер (1928-2000) – знаменитый австрийский архитектор, построивший в Вене несколько вычурных модернистских зданий.
Моим потомкам
В сплошной бурлящей круговерти,
В занудной сутолоке дня
«А кем я стану после смерти? –
Такой вопрос настиг меня.
Всё кончено, а жил когда-то,
Сопровождал жестокий век,
Есть год рожденья, смерти дата,
И – обозначен человек.
Ужели всё? И смысла нету?
Ну, был рождён, зачем-то жил.
Как большинство, с разгона в Лету
Нырнул – и сразу след простыл.
Всё кончено. Закрыты вежды.
Закрыто всё, и мир затих.
Мои потомки! Все надежды
Теперь на вас, на вас одних!
Я не увижу ваши лица,
Но убеждён – придёт пора
Для тех, в которых буду длиться
Я дедом с префиксами «пра».
Прапрапрапрадед … Путь недолог,
Я слышу той эпохи звук.
Услышь меня и ты, потомок,
Услышь, мой неизвестный внук!
Я наделен лишь этим званьем,
Да не прервётся эта нить!
И я твоим воспоминаньем,
Твоей судьбою буду жить.
Венская достопримечательность
Тут возле Оперы метро –
Подземный венский мир,
Сияет вывеска хитро:
Здесь с музыкой сортир.
Да, музыкальный туалет,
А в нем – туристов рать,
Тут горстка скромная монет
Позволит услыхать
Бравурный моцартовский марш,
Рапсодий Брамса круг,
Здесь у фортепиано – стаж
И очень древний звук.
И скрипки вышли на парад,
И Глюк звучит уже,
И Генделя услышать рад,
Хоть ты и в неглиже
В игру вступает контрабас,
И все звучат общо,
И льется штрауссовский вальс!
И кое-что ещё...
Вена. Прощальная симфония Гайдна (рондель)
Играют Гайдна, и внимает Бог!
И гаснут свечи, посветив немало,
Вот, плечи сгорбив, двигаясь устало,
Уходят музыканты за порог.
В любом начале есть заря финала,
Всему Всевышний назначает срок.
Играют Гайдна, и внимает Бог:
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.