Сборник № 16. Психология мышления - [21]

Психология мышления может быть полезной для педагогики еще в одном направлении. Мы говорили выше о детерминирующих тенденциях. Они создают, как уже со стороны самих педагогов было замечено, одно важное обстоятельство (Мессмер). Всякое усилие воли и выполнение долга по преимуществу связаны с постоянством и прочностью этой тенденции. Выражаясь психологически, всякая разрешаемая нами задача есть наша обязанность. Детерминирующая тенденция, воздействующая на течение внутренних и внешних процессов, и определяет, насколько они для нас обязательны. Так как при этом приходится побеждать задержки и противодействия случайного характера и даже всякого рода естественных антагонистов, то детерминирующая тенденция встречает постоянную помощь со стороны психофизической природы человека. Исследователь Ах не только сумел в наше время установить индивидуальные отличия в величине этой энергии, но также наблюдал успехи упражнения этой энергии, когда испытуемым удавалось побеждать даже противодействия психофизического характера. Кто сумеет создать у воспитанника мощную детерминирующую тенденцию, тот сделает его способным к противодействию искушениям и соблазнам, настойчивым в достижении своих целей в мышлении, поведении и управлении самим собой. Верность в исполнении обещаний, высокое достоинство в выполнении призвания, твердость характера в хаотичности и соблазнах жизни опираются на сильную и длительную этическую детерминацию. Уже Гербарт указал цель воспитания в образовании характера. Современная психология позволяет точнее узнать процессы, которые ведут к тому и вместе с тем знает пути, ведущие к достижению этой цели.

Наконец, психология мышления, по-видимому, открывает дорогу к изменению нашего миросозерцания. Признание интеллекта, подчеркивание нашей душевной самостоятельности всегда оплодотворяли продуктивность мышления. Высший пункт греческой философии дала нам не сократовская школа киренцев, в которой мерилом истины и добродетели была чувственность, также не стоическое и эпикурейское учение о чувственном созерцании как основе всякого знания, но Платон с его учением об идеях, и цветущее время распространившейся необычайно быстро культуры древней Греции создалось благодаря признанному превосходству мышления над ощущением. Далее следует вспомнить интеллектуализм в кульминационный пункт развития средневековой схоластики и господство чистого разума в рационализме новой философии. И, если нас не обманывают многие признаки, мы в наше время снова находимся на пути к идеям. Нам не следует бояться, что этим самым мы покинем скоро почву действительности и вознесемся в воздушную область чистых, мыслимых вещей. Мы сделались сильными благодаря эмпирическому направлению и обострили глаз к реальному. Факты остаются в силе независимо от теории, до и после нее, и должны одинаково занимать как теоретического исследователя, так и практического деятеля. Но далекие цели, которые нас уже привели к мировой политике, нельзя было, конечно, увидать глазами и тронуть руками, и вселенная, неизмеримая в великом и малом, которую мы так основательно изучили, что сделались примером для всех наций, и она в конце концов может быть воспринята и определена лишь мысленно.

Так из психологических лабораторий направляется взор на целое нашего знания и познавания. Каждое новое достижение при проникновении в область творчества духа создает для философии новое приобретение. Оно проясняет нашу душу, из которой проистекает все то, что мы можем и знаем, оно дает нам новый масштаб для оценки человека и его назначения, его положения в мире, оно освещает по новому силы, которые способствуют познанию, творчеству и деятельности. В способности мышления древняя мудрость нашла отличительный признак человеческой природы. В мышлении отец церкви Августин и после него Декарт видели единственно прочное основание для бытия личности, пребывающей в сомнениях. Мы же не только скажем: мыслю, значит – существую, но также: мир существует, как мы его устанавливаем и определяем.

Этими немногими замечаниями не исчерпано значение экспериментальной психологии мышления, мы лишь иллюстрировали ее и обозначили вехи нового знания. Можно было бы также указать на многое другое, как, например, отношение психологии мышления к психопатологии и языкознанию и, кроме того, заслуживают быть отмеченными многие отдельные вопросы, как эксперименты над абстракцией и процессами суждения и заключения и взаимоотношение двух одновременно заданных задач – главной и второстепенной. Помимо сказанного, нужно иметь в виду, что мы в большинстве случаев не вышли еще за пределы начала исследований. Нас повсюду ожидают многочисленные неразрешенные, темные и трудные вопросы. Но уже наш обзор должен был показать, что есть смысл пробираться вперед по проложенному пути и что экспериментальная психология, благодаря исследованию мышления, обогатила не одну свою собственную область громадным и плодородным куском нового материка, но также вступила в область взаимных отношений с пограничными странами.

Возможно, что психология мышления могла бы обойтись без вспомогательных экспериментальных средств, без отдельных систематических наблюдений. Вероятно, также кое-что из того, что добыто или еще разрабатывается экспериментальным путем, конструировано и установлено помимо ее и иначе. Идеи Лотце о релятивном знании, теория Брентано о психических функциях, учение Вундта об апперцепции и апперцептивных связях, теория Эрдманна о суждении, имеющие большой успех идеи Stout и Dewey и некоторые другие данные современных и старых психологов – все это имеет свою ценность. Но преимущества экспериментальных исследований с их естественными приемами, привлечение многих испытуемых, образцовая постановка условий для исследования, специализация задач, контролирующее наблюдение, величайшее изобилие отдельных выводов и закономерных явлений – все это настолько резко бросается в глаза, что позволяет нам определенно выдвинуть работы экспериментального направления. Мы будем радоваться единству мыслей, где бы мы его ни встречали, мы будем проверять противоречия, на которые мы наталкиваемся, и в неизбежных кропотливых исследованиях, которые мы производим, будем утешаться созерцанием время от времени великих целей, а также простым сознанием того, что мы прилаживаем массивные, основательно отделанные и друг к другу подходящие камни здания нашей науки.