Сайонара - [8]

Шрифт
Интервал

– Оставьте меня, остановите это! Будьте вы прокляты!

Я молил, и наконец все закончилось.

Полная прострация, Я устроил такой чудовищный скандал, что вполне убедил всех присутствующих – Армагеддон близок. Я смертельно напугал кассиршу, девушку, читавшую про липосакцию, и работяг, что шарили по секции с порножурналами. Как только вселенная снова обрела свой обычный размер, я осел на пол, нечленораздельно бормоча, словно обезумевший примат, а кассирша тем временем вызывала «скорую». Затем, демонстрируя добрую волю, я встал, положил в карман свои жевательные витамины и отправился домой.

– Привет, Ватанабе. Наконец-то эти парни из «Мицубиси» отвалили. Развратные ничтожества. Так и норовят залезть под подол своими глазенками.

Катя неслышно вплыла на кухню, где я крошил лук для лапши удон. Я напрягся. Почему-то я испытываю перед Катей тот же неподдающийся никакому объяснению страх, какой моя мать испытывает перед микроволновой печью – включая смертоносные волны, она всегда выходит в другую комнату.

– Ватанабе, хорошо тут с тобой, после всех этих глазеющих и лапающих клиентов. Ты такой стеснительный, прячешься все время под бейсболку.

Я нарезал уже столько лука, что он не поместился бы на тарелку. И как ей удается все время заставлять меня краснеть? Кате нравилось третировать социально неадекватных отщепенцев, это повышало ее рейтинг в пищевой цепочке, заставляя отвлечься от бессодержательного внутреннего монолога. Я скользнул в четвертое измерение. Сладенький Катин голос пугал гораздо меньше, если видеть движения, что происходили в ее кишках. Катя словно взорвалась и разлетелась на миллион осколков стекла, и каждый из них отражал ту или иную частичку ее физического и духовного мира. Невнятные мысли текли медленно, словно у кролика, заболевшего миксоматозом. (Спорю, он еще ни разу в жизни не занимался сексом… Спорю, он был бы не прочь заняться со мной…)

– М-м-м… лапша удон. – Катя склонилась над миской и зачавкала так, словно бульон доставлял ей сексуальное наслаждение. Придется потом стирать с посуды следы ее помады цвета фуксии. – Вкусненько! Браво, Ватанабе!

От удовольствия на моих щеках вспыхнул фейерверк. Дело в том, что у Кати анорексия, и, судя по желчи на стенках ее сокращенного желудка, последние четырнадцать часов она ничего не ела.

– А знаешь что, Ватанабе, – капризно прошепелявила Катя, – ты ведь еще ни разу не смотрел мне прямо в глаза.

Она скрестила руки и надула губки.

– Ну и какого они цвета? Давай скажи, и я обещаю соскрести с тарелок все это дерьмо.

Катя жестом показала на грязную посуду вокруг, потом закрыла глаза.

Что ж, реальная возможность засунуть ее в другой конец кухни. Так какого же цвета ее глаза? Я мог бы рассказать вам о структуре их стекловидного тела (похожей на гель для волос), о плетении сетчатки (словно медовые соты) и о величине угла отражения света в роговице (43,20). Я мог бы поведать, как в ее глазах, словно на широком экране, пляшут мысли, которыми занят ее ум. А вот цвет… радужка ее глаз словно замороженная неорганическая субстанция бледного, поди, догадайся, какого оттенка…

– Голубые.

– Вот и не угадал! Они карие!

Карие? Не может быть!

– Я знала, ты не позволишь мне запачкать ручки! – промурлыкала Катя и ускользнула в бар, победно виляя бедрами.

Неужели карие? Мои радары обследовали кухню. Все как обычно. Моющее средство пенилось в посудомоечной машине, электрические спирали в духовке холодны. Каждый угол на пути к холодильнику, внешний и внутренний, на своем месте: каждая щель, каждый баклажан и луковица. Плесень поедает морковные очистки на второй полке. От четвертого измерения ничего не скроешь. И как это Кате удалось сохранить в тайне цвет своих глаз?


Освоившись в четырехмерном пространстве, я начал выделять из общего хаоса отдельные гиперобъекты. В гиперпространстве внутренние органы занимают то же место, что и внешние. Каждое человеческое тело в четырехмерном пространстве похоже на хаотическое скопление кровавых пятен. Вообразите себе все реки крови, виденные за вашу жизнь в дешевых фильмах ужасов, которые слились в один поток. Перед вами реальность четвертого измерения! Примерно к десятому посещению гиперпространства я мог уже различать отдельные органы и наблюдать за их функционированием. Сегодня, после месяцев, проведенных в гиперпространстве, я свободно определяю уровень сахара в крови, распознаю любые болячки и диагностирую самые запущенные заболевания.

Попадая в гиперпространство, вы обнаруживаете, что мысли других живых существ для вас столь же понятны и доступны, как простое желание утолить жажду. Реальность четвертого измерения пронизана мыслями всех живых существ – от человека до планктона. Тысячи внутренних монологов врываются в ваш мозг. Много часов, скитался я по подземке, завороженный мыслями незнакомцев, их неврозами и извращениями связанными с нахождением в подземной капсуле, несущейся сквозь тьму.

Именно Мэри, сама того не желая, привела меня в лаунж-бар «Сайонара». К тому времени я окончательно покинул университет и проводил дни, слоняясь по улицам Осаки. Я встретил ее в вестибюле станции Синсай-баси, у окошка банка. Наступило время ленча, и вокруг шумела толпа. Я спокойно ждал в очереди свою ежедневную тысячу йен на суши с лососем и пачку «Лаки страйк». Нетерпение пронизывало моих соседей, стоявших в длинных очередях к банкоматам. Мой внутренний спектрограф показывал возрастание стресса и напряжения – люди переступали с ноги на ногу, хрустели суставами и отпускали в уме критические замечания о медлительных соседях.


Рекомендуем почитать
Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.