Сайлес Марнер - [6]

Таким образом, если в «Адаме Биде» Элиот показала, как жестоко расправляется судьба с теми, кто нарушает свой долг, то в «Мельнице на Флоссе» показано мужество тех, кто наперекор всему — общественному мнению, материальной нужде, собственному чувству — выполняет свои нравственные обязанности так, как он их понимает. У брата Мэгги, Тома, тоже есть свои обязанности, и он не уклоняется от них. Он трудится изо всех сил, отказывая себе в самом необходимом, чтобы выплатить долги отца. Но это не что иное, как коммерческая добросовестность буржуа, стремление восстановить свою кредитоспособность в глазах окружающих, из презираемого Додсонами банкрота стать «таким, как все», и этому богу буржуазной респектабельности приносит жертвы Том Талливер. Мэгги вовсе не стремится быть такой, как все. Она вообще не думает о себе и о своем благополучии. Она стремится к самопожертвованию ради брата, ради Филиппа, ради Люси. Жить для других значит для нее забыть о своем благе — вещь немыслимая не только для Додсонов, но и для Тома.

Современников Элиот этот идеализированный образ радовал тем больше, чем резче он расходился с торжеством своекорыстия в буржуазном обществе. Их смущало только то, что сама Люси, ради которой приносится в жертву счастье Мэгги, совершенно бесцветна. Достойна ли она подобной жертвы? Для Элиот это было неважно. Ее идеальная героиня символизировала преодоление эгоизма, той основной силы, на которой строится вся жизнь общества, и в этом смысле Мэгги представлялась «человеком будущего». Но существование такого идеального героя в реалистически показанной среде обычных людей подрывало его достоверность. В жизни, конечно, встречались примеры самопожертвования. Но это чаще всего были подвиги во имя патриотических или революционных побуждений — человек жертвовал собой во имя коллектива, и такая жертва была более обоснована, чем поступок Мэгги Талливер. Элиот стремилась сделать своих позднейших героев более убедительными. Она хотела показать не только самоотверженного человека, но и высокую цель, ради которой он борется. Так, в романе «Феликс Холт — радикал» ее герой готов на жертвы во имя рабочего класса, в историческом романе «Ромола» Савонарола живет и борется во имя определенной политической идеи, в романе «Даниель Деронда» герой стремится помочь своему угнетенному народу.

Но выход за пределы семейного романа Элиот не удался. Социальное осмысление подвига героя переводило всю проблему из плана абстрактно-философского в сферу политики. Пока речь шла о семейных отношениях, о связях между отдельными людьми, несложная схема борьбы эгоизма и альтруизма еще могла объяснить идейные позиции писательницы. Но в политике, в отношениях между партиями, классами, большими социальными группами сразу же выяснилась скудость этой схемы. Здесь надо было учить людей, как действовать в данный исторический момент, вооружить их простыми и понятными лозунгами, но как раз этого-то Элиот и не умела. Ее гуманизм носил отвлеченный характер и в конкретной политической борьбе был совершенно неприемлем. Вместо отчетливого размежевания на классы и партии Элиот проповедовала всеобщее примирение, отказ от борьбы, все тот же отвлеченный альтруизм. Ее романы «второго периода» сильно уступают ее раннему творчеству. Вызванный ими в свое время интерес быстро прошел. В настоящее время, в отличие от ранних романов, они почти забыты.

IV

Роман «Сайлес Марнер» — один из лучших романов наиболее плодотворного периода в творчестве Элиот. В нем ярко и последовательно проявились те черты ее творческого метода, которые определили ее место в английской литературе.

Предшественники Элиот — Диккенс, Теккерей и вся «блестящая плеяда» английских реалистов сороковых годов — жили в эпоху острых социальных столкновений. Их творчество испытало на себе воздействие чартистского рабочего движения и тех общеевропейских революционных событий, которые не могли не найти отклика в Англии. В лучших произведениях этих писателей ставились существенные проблемы эпохи, их романы пытались раскрыть «тайну капиталистического общества», его внутреннюю структуру, его сущность. Классовые битвы эпохи толкали писателей-реалистов на смелые поиски. В шестидесятые годы сложились иные условия. При отсутствии напряженных общественных конфликтов социальная тема не могла не утратить своей остроты. Иллюзии «классового мира» приглушили интерес к социальной борьбе. Крупные исторические события, изображение которых помогало раскрытию социальных проблем у Вальтера Скотта, также не вызывают прежнего интереса.

Позитивистская философия теоретически обосновывала отказ от поисков существенных закономерностей жизни общества, предписывая изучение единичных явлений. Задачу литературы она видела в описании явления, а не в раскрытии его сущности. В споре Льюиса с писательницей Шарлоттой Бронте позитивистский теоретик рекомендовал ей придерживаться точных наблюдений над повседневной обыденной жизнью и избегать поэтических домыслов, произвольных обобщений. Особенно враждебен был позитивизму романтизм с его субъективностью, с его попытками «угадать» существенные закономерности жизни, с его культом героев, с его интересом ко всему иррациональному и загадочному. Джордж Элиот называла Байрона «себялюбивым мизантропом» и даже у Диккенса осуждала как романтическую неправду все то, что не вмещалось в рамки обычной повседневной жизни.