Саврола - [43]

Когда он держал ее пальцами, его мысли унеслись от тягот реальной жизни к ее родственной душе и очаровательному лицу. Этот эпизод тоже закончился. Между ними стоял барьер. Каким бы ни был результат восстания, она была потеряна для него, если не… Его одолевали предчувствия чего-то ужасного, непоправимого, даже преступного. И тогда душа его содрогнулась, как вздрагивает рука человека, по неосторожности прикоснувшись к чему-то отвратительному. Это были страшные грехи, грехи против блага человечества, против сущности самой жизни, проклятие которой будет преследовать даже после смерти. Избавиться от этого проклятия можно было только в результате уничтожения жизни. Он люто ненавидел Молару. И ему уже не хотелось скрывать от самого себя причину этой ненависти. И при воспоминании об этой причине душа его стала спокойнее. Увидит ли он ее когда-нибудь? Даже звук ее имени был приятен для него. «Люсиль», — печально прошептал он про себя.

Вдруг в коридоре послышались стремительные шаги. Дверь открылась, и она появилась перед ним. Саврола застыл в безмолвном изумлении.

Люсиль выглядела очень взволнованной. Ее задача была очень сложной. На самом деле она не знала, что у нее было на уме, и не хотела знать об этом. Она старалась помочь своему мужу, как говорила она сама себе. Но слова, которые она произносила, не были искренними.

— Я пришла сказать вам, что не выдала вашу тайну.

— Я знаю об этом, я даже не беспокоился, — ответил Саврола.

— Откуда вы знаете?

— Потому что меня все еще не арестовали.

— Пока нет, но он что-то подозревает.

— Подозревает что?

— То, что вы устраиваете заговор против республики.

— Ну, это не так страшно! — воскликнул Саврола с глубоким облегчением. — У него нет доказательств.

— Завтра он может их получить.

— Завтра будет слишком поздно.

— Слишком поздно?

— Да, — сказал Саврола, — игра начинается сегодня вечером. — Он вытащил часы. Они показывали без четверти одиннадцать. — В 12 часов вы услышите звон набатных колоколов. Присядьте, и давайте поговорим.

Люсиль села чисто механически.

— Вы любите меня, — сказал он спокойным голосом, бесстрашно глядя на нее, словно их отношения были связаны только с психологической проблемой. — И я люблю вас.

Она ничего не ответила.

И тогда он продолжал:

— Но мы должны расстаться. В этом мире мы так разделены, и я не знаю, как уничтожить этот барьер. Но я буду думать о вас в течение всей моей жизни. Ни одна женщина не сможет когда-либо заполнить эту пустоту. У меня есть амбиции. Они всегда были, но я не должен узнать любовь, иначе я почувствую раздражение и отчаяние. Я отброшу ее от себя, и тогда мои чувства станут такими же безжизненными, как эти сгоревшие письма. А вы — вы забудете обо мне? Возможно, я буду убит лишь через несколько часов. Если это случится, не позволяйте себе оплакивать меня. Мне не нужно, чтобы помнили, каким я был. Если я сделал наш мир счастливее, веселее, комфортнее, пусть люди вспомнят о моих делах. Если я высказал какую-то ценную мысль, которая, несмотря на превратности нашего существования, может сделать жизнь ярче, а смерть менее печальной, тогда пусть они скажут: «Он сказал это или он сделал так». Забудьте о человеке. Возможно, следует помнить о его работе. Также помните, что во вселенной, полной загадок и тайн, вы встретили единственную родственную душу. И тогда забудьте обо всем. Вам поможет ваша религия. Ждите момента, когда все забудется. Живите и не думайте о прошлом. Вы можете это сделать?

— Никогда! — страстно воскликнула она. — Я никогда не забуду вас!

— Мы всего лишь жалкие философы, — сказал он. — Мука и любовь побеждают нас и все наши теории. Мы не можем управлять собой и нашими чувствами.

— А почему мы должны пытаться это делать? — прошептала она, глядя на него безумными глазами.

Он увидел этот взгляд и задрожал. Затем в каком-то неистовом порыве он воскликнул:

— Боже мой, как я люблю вас!

И, прежде чем она могла опомниться и принять какое-то решение, их губы уже слились в страстном поцелуе.

Вдруг кто-то повернул ручку двери. Они отпрянули друг от друга. Распахнулась дверь, и в комнате появился президент. Он был в будничной одежде и держал правую руку за спиной, словно что-то прятал. Следом за ним из темного коридора появился Мигуэль.

На мгновение в комнате повисло зловещее молчание. А затем Молара заорал разгневанным голосом:

— Итак, сэр, вы поступаете со мной таким подлым способом. Вы трус и негодяй!

Он поднял руку, в которой был спрятан револьвер, и направил его на своего врага.

Люсиль, чувствуя, словно весь мир разбился вдребезги, откинулась на диван, охваченная ужасом. Саврола встал и посмотрел президенту в лицо. И тогда она поняла, каким смелым человеком он был. Ведь когда он поднялся, ему удалось встать между оружием и ею.

— Опустите револьвер, — сказал он твердым голосом, — и вы получите объяснение.

— Я опущу его, — ответил Молара, — когда убью вас.

Саврола на глаз прикинул расстояние между ними.

Мог ли он увернуться от выстрела? Успел бы добраться до своего оружия? — он посмотрел на стол, где лежал его собственный револьвер. И поняв, что ни то ни другое пока неосуществимо, он заслонил собою Люсиль и решил ожидать развития событий.