Саврола - [41]

Вскоре Молара был готов, и на ступеньках дворца он догнал своего адъютанта. В сопровождении небольшого эскорта они поехали верхом к железнодорожному вокзалу. По пути они встречали группы угрюмых граждан, которые нахально глазели на них и даже плевали на землю в порыве ненависти и гнева.

Артиллерия была уже отправлена, но еще не началась посадка на поезд остальных войск, когда прибыл президент. И они выстроились (кавалерия в массированном строю, а пехота в колоннах) на открытом участке перед зданием вокзала.

Полковник Бринц, который командовал войсками, возглавлял парад, гарцуя на боевом коне. Он продвинулся вперед и отдал салют. Оркестр заиграл гимн республики, а пехотинцы подняли оружие и дали залп в воздух. Президент выразил ободрение этих приветствий с церемонной учтивостью. И когда винтовки были взяты «на плечо», проехал верхом сквозь ряды солдат.

— У вас чудесные парни, полковник Бринц, — сказал он, обращаясь к командиру. Президент говорил достаточно громко, чтобы его слышали в войсках. — Высоко оценивая ваше военное искусство и отвагу ваших воинов, республика поручает вам защиту ее безопасности с глубочайшим доверием… — Здесь он обратился к войскам: — Солдаты! Некоторые из вас запомнят день, когда я призвал вас совершить подвиг ради своей страны во имя ее славы. В ответ на мое обращение вы одержали историческую победу в Сорато. С тех пор вы почивали на лаврах в мире и безопасности. Эти лавры украсили ваши мечи. Сейчас, когда прошли годы, ваши награды хочет отнять подлый сброд, чьи спины вы видели так часто. Отбросьте ваши лавры, славные воины-гвардейцы, и со стальными штыками одерживайте новые победы. Я прошу вас снова совершать великие дела, и когда я смотрю на вас, у меня нет сомнения в том, что вы совершите подвиги. Прощайте, мое сердце принадлежит вам. Благодарю Бога за то, что мне довелось быть вашим лидером.

Он пожал руки Бринцу и старшим офицерам. Тогда послышались громкие возгласы среди воинов. Некоторые из них вышли из строя, чтобы прильнуть к нему, в то время как другие подняли свои шлемы над мечами, демонстрируя военный энтузиазм. Но когда крики затихли, послышался раскатистый издевательский вой, который был приглушен шумом. Он исходил из толпы наблюдателей парада. Какое отвратительное отношение!

Тем временем на другом конце города мобилизация резервного отряда обнаружила невероятный контраст между дисциплинированностью и лояльностью гвардейцев и недружелюбием линейных полков.

Зловещее молчание воцарилось по всем казармам. Солдаты уныло и печально бродили вокруг, даже почти не пытаясь упаковать свои вещевые мешки и подготовиться к предстоящему маршу. Некоторые слонялись группами по плацу и под колоннадой, тянувшейся вокруг казарм. Другие угрюмо сидели на своих койках. Ведь трудно разрушить привычку соблюдать дисциплину. Но здесь были люди, которые заставляли себя разрушить ее.

— Не оказывайте на них давления, — внушал Сорренто полковникам, — обращайтесь с ними очень мягко.

И полковники, в свою очередь, отвечали, что они готовы отдать свою жизнь ради поддержания лояльности своих солдат. Тем не менее было решено попробовать поднять боевой дух сначала у одного подразделения, и одиннадцатый батальон первым получил команду маршировать.

Горнисты бодро и весело заиграли, и офицеры, вытащив мечи и натянув перчатки, поспешили к своим ротам. Будут ли солдаты выполнять приказы? Это было рискованное дело. Последовало тревожное ожидание. И тогда солдаты построились по двое и трое и двинулись, шаркая ногами. Они образовали шеренги. Наконец роты были укомплектованы, можно сказать, достаточно укомплектованы, ведь многие оказались отсутствующими. Офицеры произвели смотр своих подразделений. Это было жалкое зрелище. Снаряжение не было начищено до блеска, военные формы были небрежно накинуты, и в какой-то мере солдаты казались неряшливыми. Но никто не обратил внимания на эти вещи. И, шагая рядом с рядовым составом, младшие офицеры дружелюбно разговаривали и шутили с многими солдатами. Однако они были встречены зловещим молчанием. Молчанием, не совместимым с дисциплиной или с уважением. Вскоре послышались звуки трубы, и роты двинулись в направлении общего плаца. Тогда весь батальон был сосредоточен на середине площади, расположенной вблизи казарм.

Полковник, безупречно одетый, восседал на коне. Его сопровождал личный адъютант. Он безмятежно глядел на суровых рядовых солдат, стоявших перед ним. И ничто в его лице не выдавало ужасную тревогу ожидания, терзавшую его душу и сковавшую каждый его нерв. Адъютант ехал легким галопом, собирая отчеты. «Все на месте, сэр», — докладывали командиры рот, но голоса нескольких из них предательски дрожали. Тогда он вернулся к полковнику, доложил о готовности и занял место возле него. Полковник посмотрел на свой полк, а солдаты поглядели на него.

— Батальон, смирно! — громко скомандовал он, и солдаты вытянулись во фрунт с грохотом и щелканьем. — В колонну по четыре!..

Слова команды были громкими и ясными. Около дюжины солдат немного подвинулись по зову инстинкта, оглянулись и шаркающей походкой снова направились на свои места. Остальные не продвинулись ни на один дюйм. Последовало долгое и напряженное молчание. Лицо полковника помрачнело.