Савелий Мительман - [4]

Шрифт
Интервал

В начале шестидесятых годов Савелий Миттельман поступил в Московский Текстильный институт на факультет прикладного искусства. Многие навыки живописной техники он освоил именно здесь. Текстильный институт всегда славился квалифицированными педагогами по рисунку, живописи и композиции. Диплом Савелий делал по моделированию обуви. У него на всю жизнь остался вкус к хорошей, изящной обуви из мягкой кожи. До института успел прослужить два года в сухопутных войсках и один год во флоте. Особым послушанием не отличался, но от армии не "косил".

После института Мительман получил направление в Дом Моды к Вячеславу Зайцеву. Казалось бы, чего уж лучше? Но творческая натура никогда не успокаивается. Ей всегда чего-то не хватает. В шестидесятые годы Савелий увлекается чеканкой. Это было время, когда после долгих лет нужды и аскезы российская интеллигенция приобщалась к нормальной жизни. В моду вошли горные лыжи, альпинизм, байдарки, турпоходы и, соответсвенно, путешествия на Кавказ, Алтай, в Среднюю Азию, Прибалтику. Для многих Прибалтика стала маленькой Европой. Туда ездили посмотреть готическую архитектуру, послушать орган в Домском Соборе или в соборе Нигулисте, посидеть в "Мюндебаре", почувствовать себя свободными, раскрепощенными, цивильными. Савелий полюбил Таллинн, часто туда ездил. Тем более что эстонское прикладное искусство – кожа, ткани, металл – вызывало чисто профессиональный интерес. В те же годы москвичи познакомились с работами армянских и грузинских чеканщиков. Это было необычно, эффектно и очень мужественно. Металл - мужской материал, и это как нельзя более соответствовало натуре Савелия. В конце 60-х он много работает с металлом, занимается чеканкой по латуни. У него прекрасное чувство формы. И не стань он художником, из него получился бы замечательный скульптор. Какое-то время он даже серьезно мечтал о занятии скульптурой. Однако, создав несколько работ в технике чеканки, Савелий почувствовал, что в них нет чего-то самого главного. Есть объем, форма, но нет необходимой яркости образа. Нет цвета. "Автопортрет" 1969 года, выполненный чеканкой по латуни, дает полное представление о мастерстве художника и о том, как он себя воспринимал. Гордый, почти римский профиль, твердый взгляд, уверенная посадка головы. О самоощущении художника говорит также одна из первых живописных работ "За стеклом". Он изобразил себя сидящим под стеклянным колпаком, отгороженным от внешнего мира. У него внутри светло, там книги, кисти для работы, а вокруг бушует некая непонятная чертовщина - корчатся уродливые монстры, извиваются чудовища, валяются сброшенные на землю "розовые очки". Для самого Савелия розовые очки давно были сброшены. Привычка размышлять стала его второй натурой. В 1971 году он пишет картину "Пастырь". Не понять смысл аллегории, не узнать в чабане "кремлевского горца" просто невозможно. В картине все предельно ясно, какие-либо разночтения исключаются: под однообразные звуки заезженной шарманки пастырь ведет послушное стадо овец в пропасть. Чтобы так откровенно высказаться в эпоху утвердившего политического застоя, требовалась невероятная смелость. А Савелий Мительман такой безоглядной смелостью обладал. Это было время, когда подымала голову ностальгия по диктатуре, ходили разговоры о реабилитации Сталина. Когда был сослан в Норинскую Бродский, происходил процесс над Даниэлем и Синявским, был разгромлен журнал «Новый мир» и снят Твардовский. Когда готовили высылку из страны Солженицына, Ростроповича, Довлатова. На кухнях московская интеллигенция делились услышанными друг от друга новостями, пытаясь сквозь глушилки разобрать подробности по Голосу Америки или БиБиСи.

Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин…

- провидчески писал Осип Мандельштам в 1931 году. И эта привычка поверять все самое сокровенное на кухнях закрепилась на многие годы.

Поколение, в юности вздохнувшее с облегчением, не могло смириться с возвратом к старому. В противовес закручиванию политических гаек рождалась скрытая духовная оппозиция – андеграунд, и лидерами его стали художники. Живописные образы менее подвластны идеологической интерпретации, нежели слово. И в этом смысле художники не так скованы рамками цензуры, как барды, писатели, журналисты. Иногда для того, чтобы картина появилась на выставке, достаточно было дать другое название и худсовет ее принимал. Например, Леонид Берлин графический цикл «Впечатления от жизни» выставлял как иллюстрации к несуществующим произведениям Бертольда Брехта. Или работу «Бюрократизм» для выставки переименовывал в «Колониализм». А уж гримасы социализма сплошь и рядом преподносили для цензуры как гримасы империализма. Это было время, когда публика приучилась читать между строк. Каждое правдивое произведение воспринималось как живительный источник, дававший возможность почувствовать себя людьми, вырваться из одуряющего грохота официоза. Художники, не состоявшие в МОСХе и не исповедующие соцреализм, придумывали разнообразные полулегальные способы, чтобы познакомить публику со своими картинами. Им удавалось устраивать выставки в клубах, институтах, кафе. А если и на это не получали разрешение, - то прямо в мастерских или даже в собственных квартирах. Москвичам памятны коллективные выставки лианозовцев в квартире Оскара Рабина на Преображенской площади. В мастерскую Роберта Фалька и в мастерскую Петра Валюса в переулке Островского ходили как в музей. У Савелия Мительмана в то время была комната в коммуналке на Кропоткинской, которая одновременно служила ему мастерской. Там собирались художники, литераторы, просто интересные люди. И не было острых вопросов, которые бы не обсуждались. Многие из них становились темой будущих картин. В картине "Урок истории" художник проводит откровенную параллель между опричниной и сталинщиной: на Красной площади невдалеке от Лобного места Иван Грозный и Сталин ведут доверительную беседу. Надо полагать, делятся секретами управления страной. Родственные души явно довольны друг другом. Как говорится, полное взаимопонимание в верхах. А под ногами у них вместо брусчатки согбенные спины народа. И вновь всплывают в памяти строки Мандельштама:


Рекомендуем почитать
«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.


25 полемических суждений не в пользу шрифтоцентризма

Статья Владимира Кричевского (графический дизайнер, искусствовед) для журнала «Шрифт».


Пётр Адамович Валюс (1912–1971). Каталог

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Джоаккино Россини. Принц музыки

В книге подробно и увлекательно повествуется о детстве, юности и зрелости великого итальянского композитора, о его встречах со знаменитыми людьми, с которыми пересекался его жизненный путь, – императорами Францем I, Александром I, а также Меттернихом, Наполеоном, Бетховеном, Вагнером, Листом, Берлиозом, Вебером, Шопеном и другими, об истории создания мировых шедевров, таких как «Севильский цирюльник» и «Вильгельм Телль».


Загадка творчества

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другая история искусства. От самого начала до наших дней

Потрясающее открытие: скульпторы и архитекторы Древней Греции — современники Тициана и Микеланджело! Стилистический анализ дошедших до нас материальных свидетелей прошлого — произведений искусства, показывает столь многочисленные параллели в стилях разных эпох, что иначе, как хронологической ошибкой, объяснить их просто нельзя. И такое объяснение безупречно, ведь в отличие от хронологии, вспомогательной исторической дисциплины, искусство — отнюдь не вспомогательный вид деятельности людей.В книге, написанной в понятной и занимательной форме, использовано огромное количество иллюстраций (около 500), рассмотрены примеры человеческого творчества от первобытности до наших дней.