Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - [37]

Шрифт
Интервал

Я до сих пор считаю чудом, что не было прямых попаданий в окопы при обстрелах (не считая штурма 19-го). Просто по теории вероятности, при той плотности, что-то должно было прилетать. Было много воронок вокруг и рядом. И железо, звенящее-хрустящее под ногами при ходьбе.

Помню, как мысленно обращался в сложные моменты к Нему (Богу, Вселенной, Абсолютному разуму…). Сейчас так не получается – в голове много всего, мыслей, скепсиса… А тогда это было настолько естественно, и казалось, что говоришь напрямую, без посредников, и тебя слышат. Даже не слышат, а чувствуют, как себя самого. Как будто ты являешься частью чего-то большого и общего. И в этот момент перепонка, отделяющая тебя от большей части и, позволяющая тебе чувствовать себя чем-то отдельным от мира, вдруг становится прозрачной и проницаемой. Сидишь в окопе, сверху падают «грады» или мины, а ты читаешь «Отче Наш» про себя, передаёшь своё желание жить и мысленно представляешь, как ракеты отклоняются чуть-чуть, ровно на столько, чтобы упасть рядом. Как будто это ты сам – воздух, в котором они летят, и земное притяжение, и усилием воли можешь менять притяжение и плотность… Видишь вспышки, которые освещают всё вокруг. Слышишь грохот. Вдыхаешь запах взрывчатых веществ. Вылезаешь, оглядываешься вокруг – да, было близко, но всё мимо. Совпадение, не спорю. Пусть таких совпадений будет больше. И чувство прикольное, что ни говори.

Наверное, многие там молились и дома нас очень ждали… Жаль, дождались не всех.

Один раз вечером, уже после падения монумента, мы с «Лисом» сидели у нашего пулемётного гнезда. Подошёл и задержался «Сокол». Мимо проходил «Монах», забрать с зарядки рации на ночь. Проходил «Сумрак», задержавшись возле нас на пять минут. «Славута» начал первый вечерний обход с тепловизором. Мы говорили о прошедшем штурме или разведке боем, хрен знает, что это было. О том, как нам повезло, что стела легла посередине, между окопами. Прикинули, сколько людей реально могут участвовать в бою, отбивая штурм. Получалось что-то совсем невесёлое. Из общего количества вычли полковника и его адъютанта, раненых и «четырёхсотых». Остались 12–14 человек, которые сидели на вершине и отстреливались бы во время штурма. При этом большинство – неопытные добровольцы: наша рота, террбат (сапёры, наверное, были с опытом, всё же специализация обязывает). Я с удивлением понял, что на этом фоне мы ещё смотримся и являемся частью костяка обороны. И это мы-то, месяц без двух недель военные. Нас это улыбнуло и огорчило одновременно. Хорошо, что враг не знает нашего реального положения. Когда звонил жене, то рассказывал, какие у нас все крутые и злые стоят, причем только и ждут, чтобы кто-то сунулся, – оружия дохрена и «все в тельняшках». Не знаю, прослушивали нас или нет, но рассчитывал на это.

Как-то ночью меня разбудил «Лис» – была моя очередь дежурить.

«Лис» был зол:

– Не отвечали по рации, пошёл проверить, а они все там спят. То есть, там могли пробраться и всех тихо перерезать.

– Надо было у них над головой несколько очередей дать. Потом бы сказал, что заметил движение в секторе. А вообще, забей.

– Как это забей? Это наша общая безопасность.

Вообще сон на посту – это тяжкий грех. В тех условиях у людей уже кончались силы, они теряли бдительность, и у них появлялось безразличие. Крайние две ночи мне тоже дались очень тяжело.

Как-то во время моего дежурства 21-го или 22-го, меня сначала взбодрили несколько одиночных выстрелов. Спустя время «Славута» передал по рации, что это был он. Не знаю, может благодаря ему в те дни нас вражеские снайперы не беспокоили? Хорошо иметь своего, с тепловизором и ночным прицелом. Остаток дежурства дался очень тяжело. Сильно хотелось спать, а время тянулось невероятно медленно. Я периодически проверял время на своих часах и видел, что прошло только пять минут, всего лишь пять минут. Не знаю, может, я тоже засыпал сидя, сам того не замечая? Но каждый раз, когда подходил «Славута», я не спал, слышал его и отвечал.

Кстати, часы у меня были российские, с дарственной надписью какого-то единоросса, связанного с гостиницей «Жемчужина Сочи», – подарок от тёти из Анапы… вот, наверное, российские десантники потом удивятся, когда рассмотрят… наверное, решат, что я их с православного русскоговорившего мальчика снял.

23 августа

Утром, налив в чашку воды из собственного резерва (общая закончилась ещё вчера, если не позавчера), пошёл к костру у штаба – заварить чая, поставить рации на зарядку. Настроение было под стать погоде – солнечное. Ещё один день продержались, ещё одну ночь простояли. Люди у костра были совсем невесёлые. Думая приободрить их, я сказал что-то вроде: «Отличное утро!». И тут же осёкся, поняв неуместность, – поблизости стоял, с повязкой на глазах, Тренер. Его вывели на солнышко. «Ничего не вижу, только пятна…». Неподалёку медленно «доходил» «Охотник». Утро перестало быть хорошим. Тренер делился воспоминаниями о том, как сидел «на подвале» в Луганске. Тут же я узнал про то, что сегодня ждут машину, которая должна приехать, подвезти воду, забрать раненых. И, конечно, про очередную колонну с бронетехникой, которая деблокирует Саур-Могилу… Ну это как обычно, но как же хотелось в это верить…


Рекомендуем почитать
Горби-дрим

Олег Кашин (1980) российский журналист и политический активист. Автор книг «Всюду жизнь», «Развал», «Власть: монополия на насилие» и «Реакция Путина», а также фантастической повести «Роисся вперде». В книге «Горби-дрим» пытается реконструировать логику действий Михаила Горбачева с самого начала политической карьеры до передачи власти Борису Ельцину.Конечно, я совершенно не настаиваю на том, что именно моя версия, которую я рассказываю в книге, правдива и достоверна. Но на чем я настаиваю всерьез: то, что мы сейчас знаем о Горбачеве – вот это в любом случае неправда.


Несбывшийся ребенок

Загадочный рассказчик, чья судьба неразрывно связана с жизнью главных героев, начинает свою страшную и одновременно трогательную историю. Историю, начало которой было положено в 1939 году. Зиглинда живет в Берлине в обычной семье. Мама — домохозяйка, а папа работает цензором: вымарывает из книг запрещенные слова. Его любимое занятие — вырезать фигурки из черной бумаги и ждать конца войны. Но война продолжается, и семья девочки гибнет, а она оказывается в опустевшем здании театра — единственном месте, где можно чувствовать себя в безопасности.


Солнце внутри

Случайная встреча семилетнего Адама и Барона – пожилого одинокого физика с оригинальными взглядами на бытие – круто меняет судьбу мальчика, до того обещавшую быть непримечательной. Впрочем, меняет она и жизнь мужчины, который относится к своему подопечному словно к родному сыну. Исповедуя гедонизм, Барон игнорирует течение времени и избегает привязанностей. Этому он учит и Адама. Однако теория пребывания в золотом коконе начинает трещать по швам, когда Адам познает любовь и связывает себя узами с девушкой, обреченной на скорую смерть…


Список ненависти

Пять месяцев назад Ник, бойфренд Валери Лефтман, открыл стрельбу в школьной столовой, убив многих учеников и учителей и застрелив себя. Пытаясь его остановить, Валери получила ранение в ногу и случайно спасла жизнь своей одноклассницы. Однако ее обвинили в случившемся из-за списка, который она помогла составить, – Списка ненависти, включающего более сотни людей и явлений, которые ненавидели Валери и Ник. Все лето девушка провела в больнице, где с ней обращались как с возможной подозреваемой. Оказавшись наконец дома, Вал готовится вернуться в школу и продолжить обучение в выпускном классе.


Предприниматели

Семья Липы — семья предпринимателей. Она, ее родители и младший брат Берти зарабатывают себе на жизнь сбором металлолома. Их бизнес труден, непостоянен, а порой и просто опасен, хотя семья живет в мире возвышенных метафор, созданных главой семьи. Их труд — благороден, платят за него — «звонкой монетой», а найденные предметы свозятся прямиком в… «Рай».В романе одного из самых ярких голосов немецкоязычной литературы соединились фантазия и суровая семейная история, гротеск и трагедия целого поколения, оторванного от корней.


Толерантные рассказы про людей и собак

Родители маленького Димы интересуются политикой и ведут интенсивную общественную жизнь. У каждого из них активная гражданская позиция. Но вот беда: мама и папа принадлежат к прямо противоположным лагерям на политическом поле. Очень скоро Дима замечает, что трагически расколота не только его семья… Книга содержит нецензурную брань.