Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - [29]

Иногда я понимал, куда они стреляют, и тоже стрелял туда. Иногда сам видел фигурки вдалеке, метрах в 400–600, стрелял туда. Один раз увидел, как боец перебегал и залёг. Сделал один выстрел прямо по центру, потом, учитывая далёкое расстояние, один выше, и один ещё выше. Так, чтобы одна из пуль, летя по параболе, все-таки поразила в цель. Тут же что-то прилетело и взорвалось рядом. Обычно после каждой серии выстрелов что-то взрывалось рядом, явно небольшого калибра (может АГС?). Похоже, кто-то целенаправленно подавлял наши огневые точки. В такие моменты я садился, вытаскивал рожок и добавлял в него патроны из пачки. Так, чтоб у меня все четыре были постоянно забиты. Это на случай, если противнику удастся прорваться и навязать нам ближний бой.

Тогда мне очень не хватало рации для того, чтобы слышать переговоры и понимать, что происходит и где именно сейчас заметили солдат противника. Одно ухо слышало, другое транслировало только звон, и это тоже мешало понимать, откуда стреляют. Когда я услышал от Тренера, что они уже на площадке у ёлок, то это было хорошее целеуказание. Я сделал несколько выстрелов под ёлки. Потом зарядил ВОГ в подствольник, выстрелил. Граната перелетела через ёлки и взорвалась у дороги, по которой они к нам перебегали. Вторая не долетела и хорошо, что там, где она упала, не было никого из наших. Три оставшиеся я решил приберечь для более близких и явных целей.

Ребята вокруг стреляли не переставая. Пулемёты тоже огрызались очередями постоянно. «Сокол», когда я обернулся на него, прокричал: «„Шаман“, почему не работаешь?» – «Не вижу цели!» – «Стреляй по посадке!» Я пострелял, но стрельба по цели казалась мне более осмысленной. После боя он объяснил, что даже если нет явной цели, то надо стрелять, чтобы создавать плотность огня, а заодно отвлекать противника – если стреляет кто-то один, то его быстро подавляют, а если весь склон ощетинится стволами, то тут врагу сложнее выбрать. Это имеет смысл. Сейчас бы я разделил боекомплект: половину – стрелять по кустам, половину – для ближнего боя. Тогда я думал о том, что есть только четыре рожка с патронами и что будет ещё прорыв противника на дистанции ближе двухсот метров.

Я слышал рикошеты пуль. В основном я выглядывал и целился сбоку, между камней, чтобы не менять силуэта местности. Но когда я приподнимался над бруствером сверху, то свист рикошетов становился ближе и чаще. Я повторил этот эксперимент пару раз – он воспроизводился. Т. е., они нас видели хорошо и быстро корректировали огонь.

Весь бой, вместе с танками, длился часов 5–6. Эмоций было мало (их вообще там было мало, как будто прикрутили на минимум, на все время пребывания). Это больше похоже на тяжёлую работу с опасным оборудованием. Жарко, тяжело, пот течёт по запылённым баллистическим очкам, оставляя грязные дорожки. Как будто пашешь поле или косишь траву. Какой-то рефлексии тогда тоже не было. Просто относишься к этому как к данности, как к условиям задачи, которую надо решить. И решаешь её, хорошо или плохо (я понимаю, что можно было и лучше, но… кто на что учился…). Условие: тебя и твоих товарищей пришли убивать. Помешать этому можно только одним способом – убить тех, кто пришёл убивать тебя. Всё… Оружие есть? Действуй.

Та половина боя, когда нас штурмовали, мне понравилась больше, чем та, когда нас просто обстреливали. Во время непосредственного штурма уже не было ощущения беспомощности и невозможности ответить.

Очень сомневаюсь, что вообще в кого-то попал – выстрелов сделал немного, а те кого я видел, были очень далеко. Но одно про себя теперь знаю – я отношусь к тем 2 % психов, которые прицельно стреляют, стараясь попасть в противника в первом же бою. Без психологического блока, который считается нормальным для всех людей. И похоже, в нашей харьковской группе все были такие же. Собрались психи до кучи…

Через время начала подключаться наша артиллерия – по мобильным телефонам передавали куда класть, вызывали огонь на высоту. В какой-то момент враг начал отступать. Я видел, как часть их людей перебегает поле. Довольно таки быстро, некоторые умудрялись делать зигзаги. Ещё подумал, откуда у них столько сил?

Отступавшего противника пыталась достать наша артиллерия. Мы отбили штурм. В голове не было мыслей, в душе – желаний. Полная пустота.

В хатха-йоге есть важная асана – шавасана. Когда надо оставаться в сознании, но полностью отключить своё «я». Перестать думать. Раствориться. Итог всего утомительного занятия хатха-йогой – правильно подойти к шавасане. Так вот, самая правильная шавасана, а в переводе это – поза мёртвого, – после боя. У кого-то навсегда, кто стал «двухсотым». Мне повезло больше – на несколько часов. Можно было ходить, сидеть – внутренняя пустота оставалась. Даже когда надо было вынырнуть и поговорить, с крайним звуком, слетавшим с языка, всё так же затихало и в голове.

Иван («Охотник») был тяжело контужен. Несколько десантников получили тяжёлые ранения, один скончался. Их под обстрелом, с большим риском, вывозила «бэха». В том бою осколок немного зацепил руку «Монаха». Снял кожу. Его перебинтовали, и он остался на горе. А «Бобру» досталось серьёзнее. Осколки попали в плечо, их доставали потом в районе лопатки. Его увезли вниз в Петровское. Но пока его не увезли, он сам себе залепил целлоксом рану и продолжал бой. Хотя его рука постепенно отнималась. Потом я нашёл пакетик от целлокса и кровавый след на стене в его гнезде – прямо хоррор-муви, только в реале. Пламегаситель на его пулемёте был повреждён. То ли пулей, то ли осколком. Вообще, пулемётчики в бою пользовались особым вниманием противника. И, наверное, основной урон тоже они наносили.