Сатиринки и сценки - [3]
«Веч. нов.»: — Дороговато все же, вам не кажется? Я, к примеру, 160 рэ получаю…
Ашот: — Вы милая девочка, но это рассчитано совсем не на вас. Мировые стандарты! С выставки сняты образцы, не имевшие успеха на пробной распродаже. Они, как правило, дешевы, но разве это товар! Комнатная колясочка для инвалидов за пятьсот рублей, очень милый складной стульчик за двести, лазерный пенкосниматель для молодой хозяйки за сто семьдесят, очки «Мечта пенсионера» за сто десять, ну и еще кое-что. Дешевка… Нет, нет, наш девиз — «Все для покупателя!» Такие выставки, как эта, должны стимулировать спрос, мало того — воспитывать потребности, более того — формировать образ жизни. Так и напишите в своих «Вечерних новостях»!
И величественный, колышащийся на ходу Ашот Соломонович Иванов отплывает по своим государственным делам, оставив худенькую девушку в джинсах с черным тяжелым магнитофоном, похожим на детский гробик. Электрики опробуют слепящие светильники. Снуют уборщицы.
Выставка открывается завтра!
3. А ведь они не шутят!
— Тише, товарищи! Первый Чрезвычайный слет бездарных руководителей объявляю открытым. Вступительное слово произнесет бывший председатель Моспромплана Илья Кузьмич Серый.
Появление Серого встречают разрозненными хлопками и сдержанным гулом голосов. Лисья Мордочка Серого с лохматой шевелюрой заколыхалась над трибуной на тоненькой шее, словно репей на ветру.
Время нынче деловое, размазывать некогда! — бросил оратор. — Доклада не будет, обменяемся мыслями. А мне поручили обрисовать контуры наших проблем. Не возражаете?
Зал молчит.
Великое дело начали! — поднял палец Серый. — Идет государственный поиск талантов. Это, между прочим, впервые в истории. — А нас, — оратор хихикнул, — нас, конечно, талантами не назовут, потому и собрались на этот слет, потому и назвались, — он снова хихикнул, — бездарными… Надо понимать остроту момента. Некоторые товарищи думают: все обойдется, не то еще бывало! Ну, снимут с одной должности — предложат другую…
Он замолчал, и все видели, как сползла с его лица хитроватая добродушная улыбка, сошлись лохматые брови, чуть поднялась верхняя губа и обнажились небольшие остренькие клыки. Лис стал волком. Это было страшно.
Не обойдется! — жестко сказал он. — Не предложат! Поэтому давайте соображать. Как я понимаю, соображать надо в двух направлениях. Первое — укрепление собственного авторитета, второе — отношение к этим самым талантам. Ну, авторитет — дело знакомое, не первый год замужем. Многие руководят по 20–30 лет, ничего, кроме убытков, не принесли, но сидят у кормушек намертво. А без таланта не усидишь, — лукаво заметил оратор, и на его остренькую мордочку снова вползла добренькая улыбка. — Кто и как укреплял свой авторитет, — об этом сегодня полезно бы рассказать. И науку послушать невредно. Вам подготовили пару сообщений. Одно — о статотчетности: есть не в сем известные хитрости, очень уместные в перестройке, — он хихикнул, — а второе — о тонкостях психологии общения по вертикали. А то огрубели, понимаешь, ни ударить под вздох, ни лизнуть куда надо с тонкостью не умеете… В общем, первое направление понятное: методы и приемы самоутверждения. Чтобы на верхах и мысли не возникло, что вас менять надо. Каждый говорит, что работал из рук вон плохо, но теперь перестраивается. Ясно?
По залу прокатились сдержанные, но дружные аплодисменты. Все же Серый — голова!
— Теперь о втором направлении— о талантах. Здесь тоже не надо паники. В Кодекс о труде ни таланты, ни бездарности не вписаны. А все привычки и традиции — на нашей стороне. И запомните: страшен не талант, а характер. Если талант прирученный, он вам огромную пользу принесет. Поэтому в прениях прошу рассказать о воспитании талантов. Их дрессировать надо: сунь подачку — и припугни, сунь подачку — и припугни. На то и аттестация. Верно? А вот которые с характером и кричат повсюду, что вы руководить не умеете, — тех давить без жалости! Талант с характером — это ублюдок, у меня к нему нутряная ненависть, и я не стыжусь этого. Он до гробовой доски мой враг. Или он — меня, или я — его. Третьего не бывает. Если каждый из вас не проникнется ненавистью, если мы не сплотимся, то всем нам крышка. Ни окладов, ни президиумов, ни персональных машин, а главное — власти над людьми, власти! — ничего не будет. Всех понемногу отправят на пенсию, даже до срока. Сто тридцать два рубчика, — осклабился Серый, — и облизывайся, стучи в домино. Вам это понятно?
Голоса из зала: «Ты нас не пугай, Кузьмич, мы пуганые»… «Чего уж, сами опасаемся»… «Лучше скажи, что делать»…
— Будем обсуждать, для того и собрались. Возвращаюсь к беспокойным. Всех их надо взять на учет, до последнего, в списки! Вызывать по одному на личную беседу. Хвалить, обещать помощь, при возможности — повышение оклада, ни в чем не отказывать. Однако тянуть, тянуть и тянуть. Нигде не позволять им кучковаться — это особо важно. У них песня есть «Возьмемся за руки, друзья…» Это самое для нас опасное. Держать их только врозь! Пообещал помочь — пересади в коллектив, где одни болтуны, одни равнодушные. Там их затравят, сомнут, уничтожат. Слухи пускать, что они подкапываются под нормы, под оплату, под численность. Важно, чтобы вокруг каждого беспокойного была пустота. И мнение общественное тех же равнодушненьких, они всегда осуждают охотно. Чтобы мнение шло снизу, снизу, не от вас!
