Сатанинское зелье - [33]

– Совсем спятил?! – красавица хихикнула. – Где земля? Вокруг, что ли? Земля под ногами!

– А что вокруг?! – заорал ей в ухо Сергей. Он был вне себя.

Толстуха бросилась на него, обняла, впилась губами в его рот. Потом, когда долгий поцелуй закончился, она прошептала ему в ухо:

– Ах, я знала всегда, что демоны такие пылкие, такие страстные, просто жуть! Ты меня сжигаешь на неземном пламени. Жги, жги меня, мой милый демон! Какая нам с тобой разница, как зовется вся гнусная земля вокруг, до самого конца света, до края, где стоят небесные павлины с хоботами, свисающими к спинам ардагурских броненосцев... Всякие дураки ее называют Рогеда, ну и пусть, а я дальше стен Гардиза никуда не ходила, вот так. Жги меня, сожги совсем, мой милый инкубчик!

А чем, собственно, Рогеда хуже Земли? Ну чем? Наплевать на все! Права толстуха, она мудрей всех этих шаманов, в тысячи раз мудрее! С такими мыслями Сергей расстегнул платье на спине женщины, спустил широкие черные бретели с плечей – ив подземелье словно светлее стало от двух ослепительно белых колышащихся шаров. Он положил руку на один, нажал – и она утонула в податливой женской плоти. Толстуха сдавила ладошками его виски, потом ее руки скользнули на шею, плечи. Падая назад, она потянула его за собою. В эти секунды Сергей уже не понимал, где он находится – на Земле, на Рогеде, или еще где.

Он все же выскользнул из ее объятий. Стянул с пышнотелой красавицы платье, под которым ничего больше и не было, сбросил с себя рубаху, штаны... И ринулся в это дрожащее и перекатывающееся горящее тело. А когда он утонул в нем, когда полные руки и ноги обвили его, Сергей почувствовал всей кожей – да, она принимает его за настоящего демона, она уже сейчас трепещет, отзывается на малейшее его движение каждой клеточкой, каждой жилкой, он почувствовал, как прокатываются внутри нее томные судороги, как она вздрагивает и замирает, выгибается и потягивается. Он слышал, как она стонет, хрипит, вскрикивает, задыхается от наела кдения. И все это удесятеряло его силы, вливало в тело жар и еще большее желание, лишало разума. Он впявался руками в сочную мякоть, впивался, стараясь не оставить не обласканным ни кусочка кожи, он не боялся, что ей будет больно – чем сильнее и смелее были его руки, тем сладострастнее она билась под ним, тем горячее дышала в ухо, тем властнее впивались ее губы в его тело. Он сам ощущал себя демоном – жестоким и всесильным, алчным, неутолимым, ненасытным. Он был палачом, терзающим свою жертву. И эта жертва требовала от него пыток, боли, терзаний, сладких мук! Она вбирала в себя своего палача, высасывала из него все соки, подчиняла себе, околдовывала и тем самым превращала его в жертву, обрекала его на бесконечную томительно-дивную пытку, мучила его и содрогалась от его мук. Вот на таком пыточном кресле-кровати Сергей готов был возлегать вечно, покуда хватало жизни в жилах. Эта пытка была по нему!

В тот момент, когда стон вырвался из его горла, а сам он впился зубами в ее шею у плеча, когда все его тело сдавило, а потом вывернуло... на спину, голую спину упало что-то холодное и липкое. Это был финиш! Сергей свалился с извивающейся красавицы, грохнулся со скамьи наземь. Уставился в потолок. Там зеленело большое пятно. Еще одна густая капля нависала над лежащей, готовилась оторваться... и оторвалась. Большой комок мерзкой зеленой слизи плюхнулся со звучным шлепком на роскошную белую грудь, чуть задержался на выпирающем подрагивающем соске. И сорвался, стек по белому боку, потом по слежавшемуся сену, шмякнулся на пол.

Женщина, дотоле молчавшая, пялившая глаза на Сергея, вдруг взвизгнула, поджала ноги, отпрянула к стене и замерла. Сергей не сразу сообразил, что она в обмороке. Он передернул спиной – слизь слетела с нее, поползла к уже лежащей в грязи. Следом плюхнулась последняя капля, слилась с предыдущими. И из образовавшейся лужицы высунулся мутный глаз.

– Ах ты тварь подлая! – заорал Сергей, не удержавшись.

Глаз моргнул чем-то морщинистым, набежавшим сбоку. И послышался виноватый гундосый голос:

– Да, переход не слишком удачный вышел!

Из лужицы высунулась голова, потом плечи, руки и наконец вся фигура зеленого. Сегодня он как-то особенно крупно дрожал, словно его била лихорадка. Голова тряслась на длинной хлипкой шее, отрепья-водоросли болтались зеленой вялой лапшой. Одна рука тянулась к самому полу и опиралась о него тыльной сторэной четырехпалой ладони.

– А у вас все женщины на уме? – иронически пропаусавил зеленый. – Все плоть тешите?! Экий вы, право, жизнелюб!

Сергей и разговаривать не желал с наглецом. В такой момент, так все испортить, так влезть! Слизняк паршивый! Гнида болотная!

– Тебя сюда, между прочим, не звали! – процедил Сергей, натягивая штаны.

– А мы и не нуждаемся в приглашениях, мой юный друг, – равнодушно сказал зеленый и уставился на бесчувственную толстуху. Та была необычайо хороша в своей наготе и безмятежности.

Если б не зеленая мразь, Сергей бы еще долго наслаждался ее телом – уж до самого прихода отца Григорио точно! Но судьба решила иначе. Зеленый вдруг стал уменьшаться в размерах, сжиматься. Зато глазища его набухали все сильнее, становились огромными, выпученными до невозможности. Сергей изогнулся и сбоку заглянул в них. Ему стало страшно, он даже отпрянул к стене. В мутных бельмах-белках зеленого появились крохотные красные огоньки, они словно вынырнули из глубин мозга, разгорелись, рассеяли муть. И вместе с тем они сохраняли холодность и отчужденность змеиных глаз.