Сатанель. Источник зла - [2]

Он плотнее укутался в накидку. Наступила глубокая ночь, холод пробирал его до костей, несмотря на пылающие повсюду костры.

В эту ночь Ахура-Мазда говорил о назначении человека, о Безграничном Времени и о конце времен. Пророк и не помнил слов, в его мозгу запечатлелся оттиск всего происшедшего.

Добро и Зло, Истина и Ложь — к этим понятиям Премудрый Владыка возвращался постоянно, и эта ночь не стала исключением. Он снова убеждал людей приложить все усилия к тому, чтобы следовать прямым путем праведности. «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой». Эти слова Ахуры-Мазды часто звучали из уст пророка.

Еще одним повторяющимся мотивом была тема о Безграничном Времени и его кульминации, и этой ночью ее не обошли вниманием. Голос Заратустры истово вещал о непрекращающейся борьбе между духом Истины (Спента-Манью) и духом Лжи (Анхра-Манью), о том, как в конце времен первый одержит победу над вторым, и голоса праведных сольются в единый хор, восславляя кульминацию Безграничного Времени.

Творение завершит свой цикл, и Ахура-Мазда, одержав победу над Ахриманом, станет единовластным повелителем.

Ахриман… Одно воспоминание об этом имени заставило пророка содрогнуться. Воплощение Зла и Низости с соответствующими атрибутами и грязными замыслами, тьма на пути света, ложь, которая выжидает удобного момента, чтобы войти в жизнь человека. Его манью, или дух, находился повсюду: пристально следил за людьми, скрывался под различными личинами, нападал на слабых и уводил их с пути истинного.

Заратустра отлично понимал, что он сам и его последователи являют предмет вожделений наемных убийц Духа Зла. Порой он ощущал их близость физически. Случалось, под воздействием обострявшей все чувства хаомы он улавливал их богомерзкое зловоние. В таких случаях Заратустра сосредотачивался на образе Премудрого Владыки и просил его о помощи. Ахура-Мазда откликался, и покой возвращался в душу пророка.

Он внимательно осмотрел стоявший у его ног сосуд — чашу до половины наполнял дурманящий священный напиток, — сделал большой глоток, лег, устраиваясь на земле поудобнее, и подложил под голову камень.

Пророк рассчитывал, что хаома поможет ему заснуть. Его утомленное тело отчаянно нуждалось в отдыхе.

Ночь опустилась на землю, но кольцо красноватых туч над ним по-прежнему отчетливо выделялось на фоне черного неба. А вот вспышки молний прекратились. Заратустра поднял голову и устремил взгляд в ясное безлунное небо, усеянное удивительно яркими звездами.

Его сознание находилось под воздействием хаомы, и поэтому на ум пророку пришли слова, которые этой ночью Ахура-Мазда произнес его голосом. Мудрый Владыка говорил о непрекращающемся сражении с Ахриманом, о том, что окончательная победа возможна лишь по окончании Безграничного Времени, а локальные успехи приводят только к временному ослаблению армии Зла, которая мгновенно восстанавливает силы и вновь идет в атаку.

«Победа, одержанная сегодня ночью, — эти слова звенели в голове пророка, словно они вновь зазвучали в пространстве, — даст людям передышку на три тысячи триста тридцать лет. Это время необходимо использовать для подготовки. Затем Зверь возродится, целый и невредимый, и остановить его будет под силу лишь праведнику, если таковой найдется».

Заратустра не знал, прозвучали эти слова на самом деле или это плод его воображения. Как бы то ни было, но о какой победе идет речь? Кого или что имел в виду Ахура-Мазда, говоря о праведнике?

Пока он пытался взять свои мысли под контроль, опоясывающее горизонт кольцо начало сжиматься. К пророку вернулась ясность ума, и он отметил, что алые тучи вплотную приблизились к холму, на котором расположился пророк со своими последователями, заключив их в магическое кольцо.

Заратустра наконец очнулся и огляделся. Вокруг безмолвие и покой. Все погружено в сон — и люди, и природа.

Пророк содрогнулся, снова увидев молнии в кольце. Фантасмагорическое синее сияние озаряло холм. Он отметил и нечто более странное — если такое вообще возможно. Все происходило без единого раската грома. Да, он ничего не слышал. Стояла оглушающая тишина.

Ему опять захотелось разбудить Гидарна, не столько для того, чтобы тот увидел то, что наблюдал он сам, сколько для того, чтобы разделить с ним свой всевозрастающий ужас.

Но он как будто прирос к месту, не в силах двинуться или что-либо предпринять. Разворачивающееся на его глазах пугающее зрелище заставило позабыть обо всем на свете.

В центре красного облачного кольца материализовались две фигуры. Внешне они имели вполне человеческий облик — с головами и туловищами, руками и ногами. Впрочем, Заратустра понимал, что на этом сходство заканчивается. От фигур исходила такая мощь, что у пророка не оставалось сомнений: по сравнению с ними любой из окружающих его людей был меньше мельчайшей песчинки в пустыне.

Казалось, что эти фигуры находились повсюду. Куда бы Заратустра ни смотрел, он видел только их. И дело было не в их гигантских размерах. Они были вездесущими, словно отражались в бесчисленном множестве зеркал. Заратустре казалось, что они вросли в сетчатку его глаз, а если точнее, в его мозг.