Сатана и Сэм Шэй - [2]

Однако недовольство исчезло буквально через какой-то миг, сменилось прежней благодушной улыбкой. Пожилой джентльмен полез под плащ и извлек оттуда мошну, радовавшую глаз приятной округлостью… Сэм решительно отогнал шальную мысль насчет того, чья кожа пошла на это изделие.

— Похоже, ты выиграл, Сэм, — приветливо сказал Сатана. — А если так, значит, за мной доллар. Но я ставлю целую сотню на то, что тебе этого не доказать.

И стал ждать ответа, ничуть не сомневаясь в себе, поскольку за все минувшие века этот вопрос непременно ставил в тупик самых выдающихся философов. Однако Сэм Шэй был человеком действия, а не мыслителем.

— Согласен, — отвечал он, без промедления занося над головой свою терновую палку. — Договоримся так: я дважды бью тебя по макушке. Если ты честный гражданин, забираю кошель; если Сатана — пари за мной. Неужели ты не устыдишься, если смертный вздует тебя подобным образом? Итак…

И Сэм нанес сокрушительный удар.

Язык сернистого пламени ударил из сердцевины старого дуба, терновая палка разлетелась на тысячу мелких щепок. Боль пронзила руку Сэма, онемение уколами колючек пробежало к плечу. Однако, разминая кисть, Сэм не мог не ощутить удовлетворения — в отличие от Сатаны. В гневе своем невысокий пожилой джентльмен начал расти и теперь достигал уже двенадцати футов, и облик его можно было назвать скорей ужасающим, чем благодушным.

— Ты победил, Сэм Шэй, — изрек Сатана кислым голосом. — Но за все, как известно, платит третий раз. — Против правил не попрешь, Сэм прекрасно знал, что если дьявол является смертному, несчастный должен три раза победить его в споре, чтобы обрести свободу. — Но теперь мы увеличим заклад. Ставлю содержимое этого кошелька против твоей души.

Сэм не колебался: рисковать приходилось в любом случае.

— По рукам, — отвечал он. — Только условия объявляю я: ты называл предыдущие, и теперь мой черед.

Теперь уже призадумался Сатана, однако и право, и логика были на стороне Сэма.

— Говори, — приказал он голосом, полным далеких раскатов грома.

— Ну, раз так, — отвечал Сэм с нахальной улыбкой, — держу пари, что ты не хочешь, чтобы я победил.

Едва эти слова были сказаны, как нечистый, не сдерживая более гнева, вырос до небес, плащ дьявола темной ночью покрыл целый город… Сэм подловил беса на слове: если он признает, что хотел победить смертного, то его волей-неволей придется отпустить, если же ответит, что это не входило в его намерения, значит, победа опять-таки принадлежит Сэму.

С высоты своего роста Сатана яростным оком воззрился на Сэма Шэя.

— Вот что я скажу тебе, напрасно ты пыжился этой ночью! — возопил дьявол так, что дрогнули ближайшие небоскребы (на следующее утро газеты поминали легкое землетрясение). — Слушай меня внимательно, Сэм Шэй! Начиная с этого мгновения тебе не выиграть ни единого пари! Все силы ада будут препятствовать твоему успеху.

И пока Сэм Шэй с недовольным видом разглядывал высоты, огромный силуэт рассеялся. Порыв горячего ветра окатил Сэма, опалив листья ближайших деревьев. Вдали что-то ухнуло с тяжелым звоном, словно бы закрылись металлические ворота. А затем воцарилась прежняя тишина.

Сэм Шэй постоял несколько минут, погруженный в раздумья, потом осознал, что пальцы все еще крутят кольцо, которое возвратила ему Шэннон Мэллой, и расхохотался с известным облегчением.

— Вот это да! — пробормотал он. — Видеть кошмары вообще-то лучше в собственной постели.

И заторопился домой, остановившись только, чтобы прикупить бюллетень бегов.

К утру Сэм уже наполовину забыл о странной вчерашней встрече, в отличие от полученного от Шэннон отказа и возвращенного кольца. Золотая вещица настолько отягощала и карман, и сердце, что к утренним своим ставкам Сэм приступил в весьма мрачном расположении духа.

Быть может, именно душевная непогода затянула раздумья: обычно интуиция позволяла Сэму принимать решения, что называется, в мгновение ока. Но на сей раз ему пришлось потрудиться, да и закончив свои наметки, он не испытывал и половинной доли привычного удовлетворения. Потом Сэм позавтракал (причем за чашкой кофе ему являлось лицо Шэннон Мэллой) и отправился на ипподром. Чтобы позабыть о любимой, Сэм нуждался теперь в шуме, волнении, действиях, в толкотне возле окошек, в гуле толпы, переходящем в дружный рев, когда кони вырываются из-за барьера, в том напрягающем сердце восторге, когда они мчат по финишной прямой.

И он действительно почувствовал себя много лучше, когда, опустив билеты в карман, присоединился к зрителям, следившим за тем, как лидеры первого заезда огибают поворот. Избранник Сэма, радуя его душу, опережал остальных на дюжину корпусов, и тут случилось нечто неожиданное. Должно быть, конь попал копытом в рытвину, или же сбился с шага, или просто устал. Как бы то ни было, животное замедлило ход, словно бы сам дьявол придержал его за хвост — Сэм чуточку призадумался, почему в его голову пришло именно это сравнение — и к финишу конь отставал уже на целую шею.

Сэм порвал в клочки свои билеты и пустил по ветру. Расстройства он не испытывал — предстояло еще шесть заездов, а карманы его были набиты деньгами.