Сатаки и я - [28]

Стоял страшный холод, снега мне было чуть ли не по колено, сильно мело. Но небо было чистым, и при свете Ночного Светила и звезд я могла выдерживать нужное мне направление, К тому же, ветер помогал мне двигаться. Под утро я вышла к реке Лось, забралась в самую гущу большой рощи на ее берегу и оставалась там весь день и всю ночь.

Скоро я обнаружила, что двигаться по льду реки много удобнее. День за днем я поднималась все выше по реке, делая стоянку там, где я находила сухой валежник. Я ничуть не страдала от холода – от него меня защищали две бизоньи шкуры, одеяло и кусок кожаного покрытия вигвама. Короткий Хвост ел бизонье мясо, добывая его из туш убитых волками и частично ими съеденных животных. В конце концов я тоже стала питаться тем же.

Но неожиданно мои ноги стали распухать, с каждым днем все больше и больше, пока я не почувствовала, что дальше идти не могу. Я разбила стоянку, села около костра и сняла мокасины. Ноги стали вдвое толще нормального и ужасно болели. Я подумала, что это конец моей тропы. «Короткий Хвост, – сказала я своей собаке, – здесь я умру! Мне ни за что не подняться отсюда, никогда я не увижу Бобровую Голову и Апси!» Я заплакала.

Короткий Хвост, казалось, меня понял. Он заскулил, а потом подошел ко мне и стал вылизывать мои ноги своим мягким, теплым языком. О, какое я почувствовала облегчение! Он лизал их очень долго.

Но когда я встала на следующее утро, ноги опять были сильно распухшими. Я перепробовала несколько пар бизоньих мокасин, но все они были теперь для меня малы. Поэтому, разведя костер, я сделала новые, побольше, выкроив их из бизоньей шкуры. Я надела их, встала и сделала несколько шагов: мои ноги не болели, но они стали твердыми и бесчувственными. Я приободрилась, зажарила и поела мяса, запаковала вещи и тронулась дальше. Вплоть до полудня мои ноги продолжали оставаться негибкими, потом опухоль стала спадать, они стали теплыми, я смогла идти, как шла прежде. Меня спас Короткий Хвост. Вылизывая мои ноги, он их вылечил. Итак, мы продолжали путь вверх по реке – день за днем, день за днем. Я считала их, делая отметки на палочке.

Это был двадцать шестой день моей долгой тропы [39].

Вчера утром я прошла мимо устья реки Горный Баран и была уверена, что сегодня я доберусь сюда. Наступила ночь. Я не видела признаков Бобровой Головы, но продолжала свой путь. Вскоре после того, как стемнело, я миновала ее. Затем свернула, поднялась вверх на равнину и отыскала эту ложбину. С надеждой и страхом смотрела я вниз, в темноту. С надеждой, что вы здесь, и со страхом, что ты умер от раны или вы были перебиты вражеским военным отрядом.

Вдруг среди черноты я заметила отблески огня. Мое сердце затрепетало! Я сказала себе, что это искры вашего костра. Но полностью я не могла быть уверена в этом – ведь ваше убежище могли захватить враги. Но ложбина была точно такой, как ее описал Одинокий Бегун – с крутым обрывом на восточной стороне, как раз на той стороне, где я стояла.

Я прошла по гребню почти до самой реки, отыскала спуск и направилась обратно через лесные заросли, пока не вышла к протоптанной в снегу тропинке. Затем я стала звать вас, звать снова и снова, но ответа не было, и меня охватил страх.

– Мы думали, что нас зовет твоя тень. Мы были уверены в этом до тех пор, пока не услышали твои шаги, – объяснил Маство, и мы все рассмеялись.

Но смех Сатаки и мой собственный был далеко не беззаботным. Поглядывая на нее, я видел, что на сердце у нее тяжело. Так же точно чувствовал себя и я сам. Я решил ничего пока не говорить о причинах этого. И она ничего не сказала.

Она устроила свою постель напротив нас по другую сторону костра, и мы заснули.

На следующее утро, когда Маство поднялся на холм для наблюдения за местностью, я обратился к ней:

– Ты здесь и ты не можешь представить, как я рад, что ты пришла. Но, что нам делать дальше? Чем все это кончится? Нам нужно возвращаться к своему народу. Если мы останемся здесь одни, не более чем через месяц после того, как покажется зеленая трава, враги нас найдут. А идти домой – ты хорошо знаешь, что это означает: если нас двоих и не убьют, Три Бизона отрежет тебе нос.

– Если мне отрежут нос, будешь ли ты любить меня – то страшное существо, которым я тогда стану? – спросила она.

– Так же, как и раньше, – ведь твое сердце останется прежним, – ответил я.

– Тогда будем надеяться, что Три Бизона не убьет тебя, а ограничится тем, что отрежет мне нос и даст мне свободу. И мы сможем поставить свой вигвам.

– Да! Мы так и поступим. И давай больше об этом не говорить и сделаем все возможное, чтобы жить беззаботно, – подытожил я все сказанное.

И после этого для нас начались спокойные дни. Мы больше не боялись будущего. И вскоре я снова стал видеть вещие сны! Сатаки и я гоним по равнине табун лошадей, а в конце концов я увидел с нами и моего брата. Я рассказал остальным о своем сне и добавил: рано или поздно мы захватим табун лошадей врага и угоним их к себе домой. Сатаки и брат согласились, что именно это мы и сделаем. Они немедленно начали подготовку к нашему набегу на вражеские табуны.

Маство убил в ложбине лося, Сатаки удалила с лосиной шкуры волосы. Затем из сырой шкуры они сделали три хороших седла со стременами. Когда дни стали длиннее, Маство стал проводить все больше времени на холме, высматривая врагов.