Сатаки и я - [17]

Ощущение сытости и удобное ложе пересилили мое желание немедленно отправиться к Черной Выдре. Я заснул и спал весь день. Вечером проснулся, хорошо поел и лег спать опять. Проснулся я на рассвете, полностью оправившись от долгого похода и готовый к тому, что мне предстояло сделать сегодня, – я надеялся, что все будет хорошо.

Отец и брат привели лошадей, которых стерегли всю ночь – из-за опасения, что они могут быть украдены или жеребец попытается увести табун обратно.

Мы все отправились на реку и искупались, затем позавтракали. Потом брат и два других молодых человека отвели жеребца и еще четырнадцать захваченных у Раскрашенных в Голубое лошадей к вигваму Черной Выдры и привязали их там за колышки. Я был в таком отчаянном беспокойстве, что не осмеливался даже взглянуть, приняты ли они. Мой отец и брат спали. Снова и снова я просил мать выйти из вигвама и посмотреть, и каждый раз она возвращалась со словами, что лошади все еще стоят на прежнем месте.

В полдень спавшие проснулись. Отца стали навещать посетители, чтобы выкурить с ним трубку и расспросить меня о походе. Все они толковали о щедром даре, который я предложил за Сатаки. По их единодушному мнению, Черная Выдра выдерживает лошадей перед своим вигвамом только для того, чтобы попытаться убедить людей – он любит свою дочь больше, чем все остальные отцы в мире, и не желает расставаться с ней. Но прежде чем наступит ночь, он примет животных и погонит их в свой табун.

День заканчивался. Меня охватило такое беспокойство, что я больше не мог сидеть на месте. Я позвал брата, и мы пошли через лагерь к холму, который возвышался над долиной. Оттуда мы могли видеть моего жеребца и других лошадей, все еще привязанных перед вигвамом Черной Выдры.

– Если бы я только мог знать, что делается в самом вигваме! О чем говорят Черная Выдра и его женщины! Сейчас он должен решить, принять ли мой подарок! – воскликнул я.

– Я попытаюсь сделать это, – ответил мой брат. – Конечно, мне нельзя самому подходить туда – они не должны знать о нашем беспокойстве. Я спущусь в лагерь и отправлю кого-нибудь из наших друзей побыть поблизости от вигвама и послушать их разговоры.

– Я думаю, что Черная Выдра не примет лошадей, – объявил он, когда вернулся. – Наш друг – Белая Антилопа – сказал, что там не было длинных разговоров, женщины произнесли всего несколько слов, касающихся их домашних дел. Однако все время, пока он стоял там, Сатаки плакала, и наконец ее отец заорал на нее: «Прекрати! Что я сказал, то и сказал! Покончим на этом!»

Но даже теперь я еще был не вполне уверен, что он откажется от лошадей. Я хорошо знал, какое жестокое сердце у Черной Выдры. Возможно, подумал я, он хочет подольше помучить свою дочь, наказать ее за то, что ради меня она принесла обет Солнцу. А в конце концов он возьмет лошадей в свой табун.

– Ну, это мы скоро узнаем, – заключил мой брат.

Когда солнце скрылось за острыми вершинами гор, мы снова посмотрели вниз на лагерь: лошади все еще стояли на привязи перед вигвамом Черной Выдры. Он отказался от них!

Внезапно мне стало плохо – я с трудом спустился с холма и прошел короткое расстояние до нашего вигвама. Мать глядела на меня с жалостью. Отец воскликнул:

– Скупец с собачьей мордой вместо лица [29]! Он не принял твоего подарка. Что же ты собираешься делать теперь?

– Отправь кого-нибудь предложить ему больше! Всю захваченную добычу у Раскрашенных в Голубое до последнего жеребенка! – ответил я.

Быть моим посланцем согласился Белая Антилопа. Он отправился в вигвам Черной Выдры и сказал ему:

– Вождь, Солнце село, а лошади Апси все еще привязаны перед входом в твой вигвам. Все удивлены, почему ты не принял их. В самом деле, ведь один жеребец Народа Раскрашенных в Голубое стоит целого табуна наших лошадей! И подумай, какой хороший молодой человек хочет быть твоим «законным сыном» – он храбр, у него доброе сердце. Неужели после всего сказанного ты не изменишь своего решения, не примешь его предложения и не разрешишь Сатаки и ему поставить свой вигвам?

– Этого недостаточно, – ответил Черная Выдра.

– Хорошо, ты получишь еще больше. Ты можешь взять всех остальных, которых он захватил у Раскрашенных в Голубое.

И опять этот жестокосердный человек ответил:

– Этого недостаточно!

– Более чем достаточно! Прими их! Скажи слово, которое высушит слезы в глазах твоей дочери. Посмотри, как она страдает! – закричала мать Сатаки.

– Женщина! Закрой свой рот! Я сказал, что предложенного мало, и все! – заорал он на нее.

Белой Антилопе говорить больше было не о чем. Он вышел, отвязал лошадей, привел их к нашему вигваму, вызвал моего брата и поручил ему заботу о них. Потом он вошел к нам и рассказал о том, что заявил Черная Выдра.

– О, хо, хай! – воскликнул отец. – Это выше моего понимания. Чего же хочет старый скряга за свою дочь – всех лошадей в прериях?

– Он сказал «больше», и он получит больше! Я опять пойду на врага и захвачу так много, что он не сможет отказать! – закричал я.

Случайно мой взгляд упал на мою мать, сидевшую согнувшись рядом с отцом. Мне показалось, что я заметил, как качнулась ее голова – как если бы она сказала себе, что все это бесполезно и девушку мне не получить.