Саша и Шура - [21]

Веник вздумал, расхаживая на плоту, читать журнал. Он сделал пять шагов по палубе и… шагнул прямо в реку. Мы даже испугаться не успели, как увидели в реке сразу три плавающих предмета: голову Веника, белую, распластавшуюся, как блин, панаму и журнал… Была бы тут Ангелина Семёновна!..

Я слышал и даже читал где-то, что, если человека, не умеющего плавать, завезти в самое глубокое место и спихнуть в воду, он, спасая свою жизнь, обязательно поплывёт. Мы были на самой середине реки, вода здесь была тёмная, почти чёрная (это указывало на большую глубину), но Веник почему-то не поплыл. Он молча цеплялся за брёвна. Наш «Хузав» наклонился, котелок, в котором главный кок Липучка варила картошку, тоже полетел в воду и сразу пошёл измерять глубину.

Саша спрыгнул со своего капитанского мостика.

– Котелок утонул, – зачем-то сказал я. Наверное, от растерянности.

– Жаль, что твой собственный котелок на месте остался! Не мог удержать Веника! Ведь рядом стоял…

И, пригнувшись, сложив руки над головой, Саша прямо в майке и тапочках бросился в воду. Он обхватил Веника и без всякого напряжения стал выталкивать его из воды на плот. Веник вообще был очень лёгкий, а в воде-то уж, наверное, совсем ничего не весил. И всё-таки он не сразу вскарабкался на плот.

– «Вокруг света»! «Вокруг света»! – умоляюще вскрикивал Веник, не желая спасаться, пока не спасут его журнал.

– Ничего, пусть поплавает вокруг света. Лезь на палубу! – скомандовал Саша, не выпуская Веника, бережно обхватив его двумя руками, словно какую-нибудь драгоценную статую или вазу.

Я шестом подогнал «Вокруг света» к плоту и вытащил намокшие, слипшиеся в тяжёлую массу листы.

– Очень благодарен тебе, Шура, – произнёс Веник и, подталкиваемый сзади Сашей, полез на «палубу».

«Ишь ты, „очень благодарен“! – подумал я. – Даже сидя в воде, не может сказать просто „спасибо“. Какая сверхвежливость!»

Я стал подгонять к плоту распластанный на воде белый блин, который ещё недавно служил Венику панамой.

– Да ну её! Не надо её… – Веник не договорил, потому что зубы у него вдруг застучали, а всё тело покрылось гусиной кожей. Только теперь он, видно, понял, как велика была опасность, и задним числом испугался.

По Сашиному знаку мы всеми шестью руками схватили «утопленника» и подняли его в воздух. Мы действовали по всем правилам: раскачивали Веника, растирали его.. Он потихоньку отбрыкивался, но и тут не терял своей вежливости: заикаясь и дрожа, он объяснял, что мы «неразумно тратим силы».

– Ой, как же «неразумно»? – воскликнула Липучка. – Мы из тебя воду выкачиваем!

– Зачем же? У меня вполне нормальное состояние, – интеллигентно возразил Веник, взлетая к капитанскому мостику.

Мы, однако, не обращали на слова «утопленника» никакого внимания.

– Все сумасшедшие говорят, что они нормальные, а больные притворяются здоровыми, – сказал я и нажал Венику на живот, чтобы выдавить из него воду.

Тут он от боли впервые потерял всю свою вежливость и крикнул:

– Сам ты сумасшедший!

Мы, поражённые такой необычной для Веника грубостью, сразу кончили «спасательные работы», положили «утопленника» на «палубу» и поздравили его со спасением. Но он несколько минут не шевелился. Кажется, именно сейчас, после наших «спасательных работ», ему нужна была настоящая медицинская помощь.

В тот же день наш плот перестал быть спасательным судном.

– Он будет пограничным сторожевым катером!

Понятно? – сказал Саша. – Белогорка будет пограничной рекой, а мы с вами начнём вылавливать нарушителей.

Нужно было придумать катеру какое-нибудь боевое и оригинальное имя.

– «Ласточка»! – предложила Липучка.

– Ну да, ещё воробьем назови! – усмехнулся Саша. – Или канарейкой!

– «Верный, недремлющий страж», – предложил Веник.

Но Саше и это не понравилось.

– Ты бы ещё в две страницы название придумал! Надо, чтобы коротко было, в одно слово. Вот, например: «Неистребимый»!

Это имя все приняли единогласно.

Я захотел устроить ребятам сюрприз. Поздно вечером я тайком пробрался к плоту и написал углём на ящике из-под рафинада, то есть на капитанском мостике, название нашего катера. «Вот уж завтра глаза вытаращат! Вот уж удивятся!» – подумал я. И отправился спать.

Первым удивился Веник:

– Любопытно, какой это грамотей нацарапал? «Неистрибимый»! Надо же так!

– Ну, и что? – не понял я.

– Между «р» и «б» должно стоять «е», а тут – «и». Уразумел?

Да, я сразу всё уразумел. И вслух предположил:

– Какой-нибудь посторонний человек написал. Веник пожал своими плечиками:

– Загадочно! Никто из посторонних, кажется, не в курсе того, как называется наш катер.

– Подслушал – и узнал. Подумаешь, «не в курсе»! Один ты в курсе, да? – набросился я на Веника. А про себя подумал? «Какое счастье, что Саша не проверяет мои диктанты и не знает моего почерка!» И ещё я подумал, что надо заниматься теперь больше.

С того дня мы стали писать диктанты не только по утрам, но и по вечерам – как говорится, на сон грядущий. А по ночам мне ещё чаще стали сниться хороводы орфографических ошибок и двойки с ехидными закорючками.

«Нарушителей границы» мы искали главным образом в воде. Всех незнакомых нам мальчишек мы вытаскивали из реки на свой «катер» и требовали предъявить документы. «Нарушители» были или совсем голые, или в одних трусах, и потому документов у них не оказывалось.