Саранча. Колдовство не продаётся - [3]

Покрытые наростами ветки расправлялись, облегченные; они были совсем голые, остались лишь черные остовы стволов, веток. Всё утро они втроем наблюдали, как коричневые наросты редели, распадались и исчезали. Саранча устремилась к главной стае, красновато-коричневому пятну в небе на юге. Поля, еще недавно зеленевшие нежными всходами кукурузы, стояли мертвые и голые. Все деревья были обнажены. Полное опустошение! Нигде ни былинки, ни листика.

К полудню красноватое облако исчезло. Лишь изредка падало отставшее насекомое. На земле валялась дохлая саранча. Работники негры сметали ее ветками и собирали в банки.

— Ты когда-нибудь ела сушеную саранчу? — спросил Стивен. — Двадцать лет назад, когда я вот так же разорился, я три месяца жил на кукурузе и сушеной саранче. Недурная еда, похожа на копченую рыбу.

Но Маргарет тошно было думать об этом.

После завтрака мужчины отправились в поля. Всё нужно было сеять и сажать заново. Если им повезет, то следующая стая не полетит тем же путем. Они надеялись, что скоро пойдет дождь и появится новая трава, ведь иначе начнет падать скот: на ферме не осталось ни травинки. А Маргарет пыталась примириться с мыслью, что саранча может прилетать и три и четыре года подряд. Саранча, как засуха: она неизбежна время от времени. Маргарет чувствовала себя, как человек, уцелевший после войны. Если Эта опустошенная и изувеченная земля не разорение, то что же тогда разорение?

А мужчины ужинали с аппетитом.

— Могло быть хуже, — говорили они, — могло быть гораздо хуже.

Колдовство не продаётся

У Фаркваров долго не было детей, пока, наконец, не родился маленький Тедди. Родители были растроганы, видя, с какой радостью работники фермы приходили полюбоваться на новорожденного, приносили подарки — птицу, яйца, цветы — и восторженно изумлялись мягким золотистым волосикам ребенка и его голубым глазкам. Они так поздравляли миссис Фарквар, словно она совершила какой-нибудь подвиг, а она, и впрямь чувствуя себя героиней, с благодарной улыбкой посматривала на восхищенных, неловко переминавшихся с ноги на ногу туземцев.

Когда Тедди в первый раз подстригли волосы, Гидеон, повар, подобрав с полу мягкие золотистые пряди и благоговейно держа их в руках, улыбнулся мальчугану и сказал:

— Золотая головка!

С тех пор туземцы так и звали мальчика. Гидеон и Тедди стали большими друзьями. Кончив работу, повар сажал Тедди на плечи, относил его в тень под большое дерево и там играл с ним. Он мастерил для малыша забавные игрушки из веток, листьев, травы или лепил из глины фигурки зверей.

Когда Тедди стал учиться ходить, Гидеон направлял его первые шаги. Присев на корточки и подбадривая ребенка, он манил его к себе, всегда вовремя подхватывал его, когда малютка готов был упасть, подбрасывал высоко вверх, и оба заливались веселым смехом. Миссис Фарквар любила старого повара за его привязанность к Тедди.

Больше у Фаркваров детей не было.

— Ах, миссус, бог послал нам это дитя. Золотая головка — самое дорогое, что у нас есть, — сказал однажды Гидеон.

Это «у нас» наполнило миссис Фарквар теплым чувством к старому повару. В конце месяца она прибавила ему жалованье. Служил он на ферме уже несколько лет. Жена и дети его жили в туземном поселке за несколько сот миль отсюда, но он был одним из тех немногих туземцев, которые никогда не просились отпустить их домой, в родной крааль.

Иногда из кустов выглядывал маленький негритенок, ровесник Тедди. Он благоговейно взирал на удивительные светлые волосы белого мальчика и его голубые глаза. Ребятишки долго приглядывались друг к другу, и однажды Тедди, движимый любопытством, потрогал щеки и волосы чернокожего мальчика.

Наблюдавший за ними Гидеон задумчиво покачал головой и сказал:

— Ах, миссус, один из них вырастет и станет баасом, а другой — слугой.

— Да, Гидеон, я думала о том же. — Она вздохнула.

— Такова воля божья, — проговорил Гидеон. Он был воспитанником миссионерской школы.

Фарквары были очень набожными людьми, и религиозное чувство сближало хозяев и слугу.

Тедди было лет шесть, когда ему подарили самокат. Он научился кататься и полюбил быструю езду. Целыми днями он носился по ферме, налетая на цветочные клумбы, разгоняя кудахчущих кур и лающих собак, и, делая головокружительный разворот, останавливался у дверей кухни.

— Гидеон, посмотри на меня! — кричал он.

И Гидеон, смеясь, говорил:

— Очень хорошо, 3олотая головка.

Младший сын Гидеона, работавший пастушонком, специально пришел поглядеть на самокат Тедди. Он боялся подойти слишком близко, но Тедди сам стал носиться прямо перед носом у негритенка.

— Черномазый, — кричал он, — дай дорогу!

Он принялся так быстро кружить вокруг чернокожего мальчика, что тот от страха убежал в кусты.

— Зачем ты напугал его? — грустно и укоризненно спросил Гидеон.

— Да ведь это чернокожий мальчишка! — вызывающе смеясь, ответил Тедди.

Гидеон молча отвернулся, и Тедди помрачнел. Проскользнув в дом, он взял апельсин и принес его повару:

— Это тебе.

Он не мог заставить себя извиниться, но в то же время ему не хотелось потерять расположение Гидеона. Вздохнув, повар неохотно взял апельсин.

— Скоро ты пойдешь в школу, Золотая головка, станешь большим, — задумчиво сказал он. И добавил, слегка покачав головой: — Вот так и идет наша жизнь.