Сара - [94]

— Рад был доставить тебе это удовольствие, Лаймон, — я улыбнулся ему.

— Позволь, — захрипел он, — позволь мне…

— Что, Лаймон?

— А давай теперь снимем эту рубашоночку, ну, пожалуйста?

— Конечно, Лаймон, сниму ради тебя, — забросив руки вверх, я стал стаскивать с себя нижнее белье, но тут он остановил меня.

— Дорогая, не так быстро. Я столько мечтал об этом мгновении — оно не должно пройти так стремительно. Я хочу использовать свои пять минут в полную силу, — капризно сказал он. — Ты не могла бы прилечь?

Я послушно распластался на сплющенном матрасе. Он навис надо мной. Я поддернул исподнее и не спеша стал стягивать его с головы.

— О, это у тебя такой пупок? — пропел он, будто разговаривал с грудным младенцем. — А можно… я его поцелую?

— Конечно, целуй на здоровье, Лаймон.

Из груди его вырвался сдавленный крик. Повар медленно склонялся, пока его горячее дыхание не защекотало мне живот, отчего я инстинктивно рванул вниз задранную рубаху.

— Ах, маленькая девочка боится щекотки! Боится?

— Нет, — всхлипнул я между приступами смеха.

Но тут он прижался губами к моему животу, издавая непристойные трубные звуки, какими обычно родители балуют своих новорожденных младенцев.

— Лаймон! Лаймон! — закричал я, уже задыхаясь. — Перестань! — Я не мог сдержаться от гомерического хохота, когда он тыкался мне в живот своими губами. — Кончай! — И я оттолкнул его, схватив за волосы.

Вдруг он поднял голову.

— Не обижайся. Я больше не буду там щекотать. Можно продолжить?

Я кивнул, снова откинувшись на продавленную подушку, и задержал дыхание. Он задрал мне рубашку до самого подбородка.

— О, Господи! О, Господи! Неужели я это вижу! О Боже Всемогущий!

Схватившись за сердце одной рукой, второй он продолжал задирать сорочку.

— С тобой все в порядке? — Я тревожно поднял голову.

— О-о-о! — Он издал долгий стон. — Оу-у. Оххх… У тебя самые… — тут голос его сорвался… — самые прелестные в мире детские сосочки! — Он вцепился пальцами в свое лицо, будто собирался сорвать его, как маску. — Т-такие розовенькие, — заикался он, — такие плоские грудки, такие крошечные — само совершенство!

Я уставился в щелястый деревянный потолок. Сквозь него различалась жестяная крыша.

— А можно… можно потрогать? — выдавил Лаймон, беспрерывно ахая и охая.

Кивнув, я сосредоточился на потолке. Какая-то тварь торопливо перебирала лапками, мечась по доскам.

Пальцы его зачертили вокруг моих сосков. Он стал пощипывать их, словно копался в солонке.

Я постарался не обращать внимания на это не совсем приятное ощущение, а также на его опостылевшие вздохи-причитания. Маленькая когтистая лапка высунулась из щели над нашими головами.

— Лаймон, пора, — сказал я в потолок.

— Еще минуточку, только минутку, одну, всего…

Высунулись маленькие хвостики, торопясь к большому хвосту. Я прислушался к писку и возне — очевидно, мышата или крысята жались под брюхо своей мамы.

— Лаймон…

— Перевернись на живот, крошка, для меня. Тебе же не трудно?

Недовольно кряхтя, я выполнил желаемое и перекатился.

— О, спасибо, спасибо тебе, добрая душа! Теперь я только стяну с тебя эту юбочку… — Я почувствовал, как он тянет ее, ухватив за подол.

Юбка заскользила по моим бедрам. Затем он запыхтел как паровоз, так что я уже всерьез испугался, что он возьмет вот так и гикнется у меня на глазах.

— Лаймон, тебе бы лучше посидеть, — бросил я за плечо.

— Я в порядке, в полном порядке, просто уже так давно…

— А как же Пух? Ты что, ни разу с ней не был?

— О, она, конечно, юна, но уже не такая, как ты, — чистая невинная малышка. Только самые маленькие, чистые и невинные, как те, из журнальной рекламы, возбуждают меня. А теперь, если ты не против, я сниму твои прелестные белые колготки, хорошо? — Он не стал ждать моего разрешения, сразу запустив пальцы под резинку.

Я лежал, скрестив руки под головой, и теперь, за недоступностью потолка, пялился на фото какой-то малолетней девчурки, прямо у меня перед глазами.

— Порядочек, теперь только спущу твои обворожительные тр-русики… Ле Люп так делал? Разрази меня гром, делал, ведь они ужасно очаровательны, такие р-розовые.

Я боднул головой сложенные руки и тут обратил внимание, что некоторые места на картинках Лаймона протерты до дыр.

Я почувствовал сзади еще один, последний рывок — и окончательно лишился колготок.

— О, что я вижу! Моя маленькая драгоценная принцесса у меня на кровати в одних розовых трусиках! О, я не переживу этого счастья!

— Пять минут прошли, Лаймон, — сказал я, обращаясь к девочке на стене.

— Только позволь посидеть рядом и погладить тебя, чуть-чуть. Я хочу прикоснуться к этой мягкой белой коже.

Я повел плечами, и он азартно уселся рядом, как игрок за карточный стол.

— У тебя кожа совсем как у моей падчерицы, — простонал он.

— Мне пора домой, Лаймон.

— Сейчас, сейчас… — Пальцы его забегали по моей спине, точно потерпевший аварию самолет, пытающийся найти место на аэродроме. Наконец, еще немного астматически попыхтев, он стал ласкать мне попеременно спину, руки и ноги.

— Как хорошо, Лаймон, — отозвался я на этот массаж и потер налившиеся тяжестью веки. — Кажется, это лекарство, которое вколола в меня Петуния, еще действует.