Сапожок Пелесоны - [22]

– О, Юния! – с благоговением произнес бородач, наконец, догадавшись опустить кружку.

– Не, святая Пелесона! – воскликнул его сосед, вскочил и энергично протер глаза.

Я же был готов поклясться, что танцующая девица никакая не Пелесона, и не Юния (хотя груди ее, вот-вот готовые порвать тонкую ткань, были божественны), а несравненная Памела Андерсон со странички «Космополитен».

Танцевала госпожа Памела с исключительным вдохновением, закрыв глаза, скруглив губы в томной улыбке, изгибаясь ящерицей в разноцветных вспышках светильников. Поначалу испуганные кавалеры, которые пытались вырваться из зала, замерли, не добежав до дверей, и разразились одобрительными возгласами. Скоро вернулись сбежавшие дамочки, за ними еще десятка полтора гильдийцев, поглазеть на невиданное представление. Собравшиеся начали аплодировать в такт движением танцовщицы. От столиков у стены раздались экзальтированные возгласы. Видимо, это очень завело Памелочку, покачивая бедрами размашистее, она начала стягивать с себя топик, расшитый мишурой. Эффектно бросила его на пол и принялась медленно приспускать лиф. Гильдийцы остолбенели, вытянув шеи и собрав волю в кулак. Глядели, как в синих, зеленых и красных бликах открываются заветные части женского тела. Я вполне понимал, как тяжело приходилось мужественным отпрыскам Гильды, и что стоило им удержать себя от естественно-сумасшедших поступков. Казалось, еще миг и несколько десятков пар вытаращенных глаз лопнут от перевозбуждения. Жестокая Памела не собиралась щадить эти глаза и ранимую психику гильдийцев – она спустила лиф еще ниже, обнажив крупные розовые соски. Наверное, это и было последней каплей допустимого откровения: мужская часть зала взорвалась могучим воплем. Кто-то затопал ногами, конопатый парнишка начал сдирать с себя одежду. А бородач выскочил из-за столика и заключил госпожу Андерсон в пламенные объятия. Прикосновение мозолистых рук мигом вырвало ее из танцевального транса. Памела распахнула блаженные очи, увидела перед собой чью-то хохочущую рожу, отороченную нечесаной бородой, увидела другие невероятные лица и совершенно невозможную в ее представлении обстановку. Сначала она покраснела, набирая в легкие побольше воздуха, потом родила такой душевный визг, что бородач с перепуга отлетел к стенке. Тут же цвет крашеных огней потускнел, и фигурка госпожи Андерсон начала бледнеть и таять. Меньше чем через минуту от нее не осталось и следа, кроме забытого на полу топика. Его мигом подобрал нахальный бородач.

– О, божественная госпожа! – причитал он, стоя на коленях и почти по-собачьи обнюхивая тряпку, сверкающую мишурой. – О, Юния! Я обнимал саму Юнию!

– Нет, ты обнимал Памелу Андерсон, – вразумил я его.

– Памелу? – переспросил он, подняв голову и глядя на меня все с тем же возбуждением.

Не только он, весь зал теперь глядел на меня.

– Да, просто Памелу, призванную моим волшебством, – объяснил я ему и обалделым гильдийцам (хотя понятия не имел, каким образом эта роскошная фотомодель очутилась здесь). – Маг Блатомир к вашим услугам, – я не сильно ударил посохом в пол, и дважды поклонился толпе.

– Ну и дурак, – сказала Анька Рябинина. – Я же говорила, с тебя только балаганные фокусы. Оказывается, фокусы эти еще и пошленькие. Ха! Выступление стриптизерши! Наладь здесь показ порнофильмов – тогда великому магу Блатомиру точно цены не будет. Давай сюда Клочок Мертаруса – я ухожу, – она протянула руку.

– С какой радости, госпожа Элсирика, я должен отдавать вам то, что король вручил мне? – меня начала пробирать злость: мало того, что Анька не оценила моего магического искусства, так она еще требовала вещицу лично мне переданную Дереваншем по распоряжению короля!

– Клочок Мертаруса! – повторила Рябинина. – Если ты не собираешься искать Сапожек, он для тебя бесполезен. А мне он необходим!

– Дорогуша, мне он тоже пригодится – я его подошью в Книгу. И исследую на досуге. Возможно, он действительно содержит важные сведенья.

– Не отдашь, да? – взгляд ее был стальным, каким-то холодным и пронзительно-острым.

– Нет, – я качнул головой.

– Как знаешь, Булатов. Только запомни, с этой минуты мы враги. Ты еще не представляешь, во что это для тебя выльется, – она оттолкнула меня с прохода и, гордо подняв голову, зашагала к двери.

7

Еще с полчаса я сидел в обеденном зале, лениво трепал в тарелке фаршированную щуку и маленькими глотками пил вино. Посетители таверны за соседними столиками почтительно поглядывали на меня, перешептывались. Наверное, ждали новых «балаганных фокусов», а мне хотелось им вывернуть жирный кукиш. Хреново было на душе. Ссора с Рябининой совсем не входила в мои планы, напротив, я думал, что этот вечер мы завершим с ней в уютной комнатке во взаимно-нежных объятиях. Следовало отдать ей этот чертов Клочок Мертаруса. А лучше отложить свои планы по устройству в Рориде и согласиться помочь Рябининой в поисках Сапожка. Ведь Анька была единственным близким мне человеком на всем обозримом пространстве Гильды. И необозримом тоже.

А с другой стороны, почему я должен был идти у нее на поводу? С чего она, распрекрасная, взяла, что поиски Сапожка – самая важное деяние в этом мире для нее и для меня? Все это чушь. Обычная чушь, которая приходит к нам из хроник, покрытых трухой былых времен, свидетельств и пророчеств, состряпанных задурманенными опиумом жрецами или обычными психами. Наверняка в их словах есть зерно истины, только чтобы его прорастить уйдут годы и столько сил, что потом, оглядываясь назад, скажешь: «Эй, Господи, и на кой хрен мне это было нужно?!»