Сапфо, или Песни Розового берега - [54]

— Хм, хм, не стоит никогда судить о людях скопом, не думаю, что все так просто, — возразил ей Эпифокл. — И не могу исключить, что агафирсы на этот счет просто имеют свои убеждения, отличные от наших. Допустим, они считают, что таким образом все люди становятся роднее, еще более тесно связываются, так сказать, в единое, неразрывное целое…

— Такие речи способны вести лишь мужчины, — недовольно фыркнула Глотис. — Да-да, все мужчины…

— И… вам, как всякому мужчине, и к тому же частому посетителю публичных домов, наверное, обычай агафирсов тоже очень нравится? — вдруг спросила из своего угла Филистина, впервые обращаясь к Леониду. — Впрочем, и в самой Греции отношение к женщинам, на самом деле, несильно отличается от того, что мы узнаем о варварах, и лишь выражается не так откровенно…

— Мне — нет, не нравится, — твердо ответил Леонид, оборачиваясь к Филистине и глядя ей прямо в глаза. — Я думаю, что у этого народа просто очень страшные, некрасивые женщины, на которых мужчины привыкли не обращать внимания. Но я уверен, что, если бы среди агафирсов случайно появилась хотя бы одна такая женщина, как ты, они тут же разом переменили бы все свои привычки.

— Браво, мой друг! — воскликнул Алкей. — По части манер ты на глазах делаешь успехи! Филистина, а ты, оказывается, хорошая учительница для незнакомых мужчин! И за это стоит выпить!

— Я учу только детей, — оборвала его Филистина, презрительно вздернув губу.

— Хм, хм, а еще я слышал о будинах, которые, говорят, едят одни сосновые шишки и понятия не имеют, что такое вино, — вспомнил Эпифокл, почувствовав вдруг после вина и педагогических речей настоящий прилив красноречия. — Так давайте же выпьем, друзья мои, за то, что мы не будины…

— А также не простолюдины… — тут же подхватил его тост Алкей, — которые вынуждены заниматься всю жизнь ради пропитания грубым физическим трудом или ремеслом. Ведь повседневный труд делает людей тупыми и несчастными — пусть же это навсегда останется уделом рабов, а не нас, свободнорожденных! Лишь настоящий человек достоин приятного досуга и такой деятельности, которая основывается на его духовных способностях, а вовсе не служит зарабатыванию средств к существованию. А к тому же мы, счастливчики, постоянно еще находимся под покровительством Муз, а также Дионисия, второе имя которого — Лиэй — освобождающий людей от мирских забот!

— Хм, прекрасно! — с готовностью поднял кубок Эпифокл. — Золотые слова! Нет, даже лучше — таких слов не добудешь в диких землях, где обитают варвары, их можно услышать только среди нас, свободнорожденных греков. Может быть, вот оно — наше счастье? Мудрость, которую мы впитываем в себя вместе с золотистым вином?

И с этими словами все присутствующие в комнате, в том числе и новый гость, с удовольствием осушили еще по одному полному кубку вина, и Леонид действительно вдруг впервые за долгое время почувствовал себя непонятно, беспричинно счастливым.

Примерно так же, как если бы он сейчас несся на всех парусах к желанному острову.

Но, может быть, Леонид уже и впрямь незаметно двигался по направлению к неведомой земле, которая называется твердым и простым словом «любовь», сам того пока совершенно еще не осознавая?

Одна из девчушек, опять-таки обращаясь к Леониду, поинтересовалась вслух, правда ли, что в Индии золото в пустыне стерегут гигантские муравьи — некоторые из них достигают роста человека — она слышала рассказ об этом от кого-то из заезжих купцов, с которыми беседовал ее отец.

Леонид, улыбаясь, ответил, что таких огромных муравьев лично он в Индии не встречал, но зато видел там очень худых и гибких людей, умеющих так закладывать ноги за голову, что издалека они действительно могут показаться похожими на огромных насекомых, но при ближайшем рассмотрении оказываются все же вполне миролюбивыми людьми, которые по доброй воле спят на острых железных прутьях или даже на наточенных мечах.

— Нет, вот тут я уже точно отказываюсь верить! — воскликнул Алкей. — Кому же захочется добровольно подвергать себя столь жестоким пыткам? И потом, ты что, разве и в Индии уже успел побывать? Лучше признайся сразу, что сейчас нарочно сочинил для нас эту историю, и в этом нет вовсе ничего предосудительного! Ведь ты находишься на симпосии в обществе сочинителей, поэтов!

— Но… я видел это. Правда, собственными глазами, — слегка оправдываясь, проговорил Леонид, показывая на свои глаза, будто бы это были таблички, по которым что-то могли прочитать и остальные.

— Фантазии! Не более чем превосходное вранье! — продолжал упорствовать Алкей.

И. глядя на него, Леонид вдруг не на шутку разозлился и даже почувствовал, как у него под накидкой напряглись мускулы рук.

Что вообще может понимать в путешествиях этот холеный щеголь, который в штормовую погоду наверняка не смог бы справиться с парусами и с веслами, так как привык держать в руках только лишь пилку для ногтей?

Но не мог же сейчас Леонид в присутствии женщин, и особенно Филистины, обрушить на Алкея свои кулаки или хотя бы даже крепкие, соленые ругательства, с легкостью подворачивавшиеся на язык на корабле, среди своих, например если нужно было присмирить слишком распоясавшуюся команду?