Сапфир - [17]

Глава 4

Почти два года Регина не видела Брайана Макбрайда.

Для нее это были очень насыщенные два года – Регина действительно стала уважаемой и ценной работницей фирмы.

За прошедшее время у Слострума произошли кое-какие перемены. Элизабет Крэнстон ушла с работы, но Джейн Уортингтон осталась. Кроме того, появились еще две работницы, нанятые Эндрю Слострумом для очистки и сортировки камней.

К этому времени Регина уже прекрасно разбиралась во всех тонкостях ювелирного дела и проводила половину своего рабочего дня не у сортировочного стола. Она часто заходила к Жилю в его каморку; более того, даже помогала ему: взяв с девушки обещание, что Эндрю Слострум никогда об этом не узнает, мастер разрешил девушке расколоть несколько не очень ценных камней. В первый же раз, принявшись за дело, Регина взяла камень твердой рукой. Взглянула на него взглядом знатока – и камень раскололся в ее руках как положено. Жиль покачал головой.

– Вы просто чудо, моя милая, – пробормотал он. – Вы созданы для этой работы. Хотя, конечно, – добавил он с хрипловатым смешком, – мне еще не приходилось видеть, чтобы женщина раскалывала камни.

Регина же совершила еще одно «чудо» – добилась расположения Петера Мондрэна. Для этого потребовалось немало времени, но в конце концов голландец сдался и позволил девушке посмотреть, как он работает. Регина понимала, что такой мастер, как Мондрэн, – душа любой ювелирной фирмы. Большая часть денег, которые зарабатывал Слострум, поступала от продажи вещей, создаваемых в каморке Мондрэна. Конечно, фирма продавала и отдельные камни – камни сами по себе, – но большая часть прибыли поступала от продажи ювелирных изделий.

Создание эскиза для ювелирного изделия требует высочайшего артистизма, а Мондрэн был истинным художником. Регина наблюдала за его работой как завороженная.

Узнав девушку получше, Мондрэн немного смягчился и стал с ней разговаривать, объясняя, что именно он делает. И мало-помалу ей стало ясно, что ему очень не хватает собеседника, кого-нибудь, с кем он мог бы поделиться радостью, которую доставляла ему его работа.

Мондрэн рассказал Регине о своем долгом ученичестве в Голландии, рассказал о тех, кто готовит эскизы ювелирных изделий, и о тех, кто эти изделия создает.

– Большинство рисовальщиков, – говорил он на своем ужасном английском, – рождены для этого дела. Я разумею, что мастерство переходит от отца к сыну. У меня такого не было. Мой отец делал сыры. – Его губы скривились в презрительной усмешке. – Я рос, окруженный сырными запахами. И до сих пор не могу есть этот продукт. Одного сырного запаха достаточно, чтобы меня начало мутить и чтобы испортить мне пищеварение. При первой же возможности я уехал в город и стал изучать ювелирное дело. Очень много времени прошло, прежде чем я достиг того, что я есть теперь, – завершил он, явно гордясь собой.

Регина кивнула:

– Я прекрасно понимаю, почему вы так гордитесь своими достижениями. А что, у вас никогда не было семьи, мистер Мондрэн?

Он сразу замкнулся и отвел глаза.

– У меня не было на это времени. Работа требует всех моих сил. Художник должен быть готов к жертвам.

На это Регина ничего не ответила, но призадумалась. Смогла бы она отдать все свое время, все силы какому-то ремеслу или занятию и пожертвовать возможностью обзавестись мужем и детьми? Стоит ли одно другого? Она рассмеялась. Ей совсем недавно исполнилось двадцать два, а она беспокоится о том, что произойдет, возможно, еще через несколько лет!

Мондрэн же, хотя и относился к Регине гораздо лучше, чем прежде, никогда не позволял ей прикасаться к тому, что он делал. Но девушка была рада и возможности просто смотреть, как голландец работает. Она с величайшим интересом наблюдала, как создается эскиз того или иного изделия и как потом изготавливается модель по этому эскизу. Дома после работы Регина подолгу корпела над листом бумаги, придумывая свои собственные эскизы. Первые эскизы не принесли ей ничего, кроме разочарования, но она продолжала рисовать, и со временем рука ее становилась все увереннее, да и в самих рисунках стало больше фантазии и выдумки.

Наконец она сделала эскиз, который ее удовлетворил. Девушка протянула его Мондрэну, протянула с некоторой робостью.

Старый мастер осторожно взял лист бумаги.

– Что это такое, Регина?

– Прошу вас, взгляните, – проговорила она с мольбой в глазах. – Но скажите мне честно… Скажите, что вы на самом деле об этом думаете.

Мондрэн сосредоточенно, нахмурившись, рассматривал рисунок – корону. Наконец взглянул на девушку; на лице его было то отчужденное выражение, которое она так не любила.

– Стало быть, вы вознамерились стать создателем эскизов ювелирных изделий? – проговорил он сухо, даже несколько неприязненно.

– Нет-нет. Я бы ни за что не осмелилась. – Однако Регина понимала, что кривит душой. Она с удовольствием занялась бы эскизами, если бы у нее получилось. – Я просто так набросала, – потупилась девушка.

– Вот именно, набросала, – проворчал Мондрэн. – Во-первых, покупателей корон чрезвычайно мало. Их носят только члены королевских семей. И даже если бы и нашелся покупатель, в вашем эскизе многое неправильно.