Санта-Клаус, или Отец на Рождество - [11]

Уэр думал, что ее губы будут горячими от пламени ее гнева, но они были такими же холодными, как и зимний день за окном. И они были крепко сжатыми, такими же неподатливыми, как сосулька. В целом, объятие оказалось не слишком многообещающим. Но от вдовы пахло сиренью, а несколько локонов ее волос выбились из стародевичьего пучка, с тем, чтобы он смог увидеть их медово-золотистый цвет. Пришлось удовлетвориться этим.

Лиланд отпустил ее и отступил, ожидая пощечины. Он заслужил этого, заработал – и вытерпит все как полагается мужчине. Но пощечина так и не последовала. Вместо этого толстый каблук прочного, прагматичного, немодного ботинка опустился на пальцы его ноги, обутой в бальные туфли, и это действие сопровождалось командой:

– Отправляйтесь искать женщину с такими же низкими моральными принципами, как и у вас, если сможете.

А затем, пока герцог прыгал на одной ноге, колено, обтянутое прочным, строгим и в высшей степени немодным платьем, ударило его между ног.

– Пойдите и сделайте собственных детей, если сможете.

Господи, Уэр забыл, что она к тому же была женой солдата.

Ну и ну, совершить самый дурацкий, самый безмозглый поступок из всех, какие только можно было сделать, упрекала себя Грейс-Энн, подбирая поводья пони, запряженного в тележку. Нанести визит одной в дом холостого джентльмена – конечно же, он подумал, что она какая-то потаскушка! А затем она еще и ударила его. Как она могла оказаться такой дурочкой?

А она-то считала себя такой умной, когда подкупила Джема, привратника Уэр-Холда, с просьбой послать одного из сыновей к ней в дом священника, как только Уэр приедет. Грейс-Энн собиралась добраться до герцога прежде, чем ее отец сможет прийти с ним к соглашению, точно так же, как он это сделал с ее брачным договором. Она собиралась дать его светлость время сменить одежду, освежиться, возможно, слегка перекусить. Затем она смогла бы вызвать его на разумный, продуманный разговор о его тупоголовой идее украсть ее сына.

Вместо этого Грейс-Энн проехала через английский парк мимо декоративного озера, где раньше был ров замка, прямо к парадной двери, где опускная решетка когда-то защищала от захватчиков, а два грума выбежали, чтобы подержать поводья пони, словно бедняжка Пози была горячим боевым конем. Третий грум подошел, чтобы помочь ей спуститься, и это оказалось такой небывалой процедурой, что Грейс-Энн едва не упала сама и не уронила его с собой. Затем массивная парадная дверь открылась задолго до того, как она смогла протянуть руку к дверному молотку, и дворецкий в парике поклонился ей. Два лакея в пышных ливреях молчаливо стояли по обеим сторонам дверного проема, словно подставки. Позади них Большой Холл сверкал ярче, чем декабрьский день снаружи: в два часа дня здесь горело больше свечей, чем в доме священника изводили за один зимний месяц. Грейс-Энн заморгала. Сделав два шага в вестибюль, она ощутила, как у нее потекло из носа от запаха выпекаемых фруктовых пирожков с пряностями, даже несмотря на то, что кухня должна быть где-то далеко отсюда. Еще один шаг – и ее замерзших щек коснулось приветственное тепло от огня, пылающего в двух каминах, достаточно больших, чтобы сжечь весь Шервудский лес, расположенных в двух концах похожего на пещеру помещения. На обеих каминных полках располагались огромные композиции из остролиста, плюща и звезд из мишуры, в то время как резные перила внушительной лестницы и каждая стена были декорированы гирляндами из веток ели и красных лент. А если верить сынишке Джема, то только герцог, единственный человек, приехал отпраздновать Рождество в этом доме.

А вот и Уэр, шагает по обюссонскому ковру, такому красивому, что он мог бы висеть на стене. Он выглядел безукоризненным, элегантным даже в неформальной одежде, что говорило о превосходном портном и требовательном камердинере. Тони назвал бы его первоклассным, стильным до крайности. А Грейс-Энн мысленно назвала его алчным.

У него было все, у его светлости герцога Уэра. А у нее были только ее сыновья.

Поэтому она и пнула его.

Нанести жестокое телесное увечье другому человеку было неслыханным, вульгарным, грешным поступком. Ударить мужчину, который обладал огромным влиянием и контролировал твою жизнь, было еще хуже. Это была глупость за пределами разрешимых действий. Грейс-Энн пожалела, что не может пнуть себя за то, что поступила как простушка. Вместо этого она постучала ногами о дощатый пол повозки. Пози с отвращением фыркнула.

– И я так думаю, – согласилась Грейс-Энн.

В самом деле, герцог мог устроить так, что папа лишится своего прихода, хрупкую миссис Беквит выбросят на мороз, красавицу Пруденс принудят к проституции, всю семью сошлют в Ботани-Бей [7]. Он может сделать все, этот всемогущий герцог Уэр – как только сумеет подняться с пола.

Теперь он будет всегда ненавидеть ее.

Как Грейс-Энн могла поступить так неделикатно? Маме будет стыдно, что ее дочь продемонстрировала отсутствие хороших манер. Тони было бы стыдно за жену. Нет, решила Грейс-Энн, прищелкнув языком Пози, чтобы лошадка перестала волочить ноги и перешла на иноходь, Тони не стал бы стыдиться ее. Он гордился бы ее умением защитить себя от нежелательных приставаний. Именно он научил ее этому, в конце концов. Тони беспокоился насчет грубых солдат, испанских крестьян, французской армии. Ему следовало бы опасаться собственного кузена.