Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - [55]

В 1810 году в Москве, в келейном безмолвии Иоанновского монастыря скончалась престарелая монахиня Досифея, светское прошлое которой было покрыто таинственным мраком неизвестности. По Москве ходили темные слухи о том, что это некая княжна Тараканова, которую еще в прошлом веке заточила сюда императрица Екатерина II, усмотрев в ней серьезную претендентку на престол. Некоторые говорили, что да, это та самая Тараканова, но в монастырь удалилась она сама, дабы «не сделаться орудием в руках честолюбцев». А еще шептались, что старый граф Алексей Орлов, один из самых ярких представителей екатерининских вельмож, под конец своей жизни побаивался ездить мимо Иоанновского монастыря, убежденный в том, что в его стенах живет жертва его жестокого обмана.

Сказать с полной определенностью, кем же на самом деле была московская монахиня Досифея, трудно. Но некоторые обстоятельства позволяют думать, что московской молве нельзя отказать в проницательности. Сразу после смерти Екатерины II в Иоанновский монастырь зачастили сановные гости. Сам митрополит Платон неоднократно по большим праздникам приезжал поздравить Досифею. А когда таинственная монахиня мирно скончалась, на ее похороны собралась вся московская знать.

Все три спектакля как будто удались. Екатерина могла сравнительно спокойно продолжить строительство государства. Именно она, по выражению Курбатова, «превратила русское царство в северную империю, благодаря тем средствам, которые подготовил Великий Петр». Но в отличие от Петра I, равнодушного к богатству и роскоши, Екатерина II не просто любила блеск и великолепие, но и сознательно появлялась в подчеркнуто роскошных одеждах среди ослепительных интерьеров пышных дворцов.

Петербург при Екатериие II

В начале XVIII века родилось мрачное пророчество «Быть Петербургу пусту!» Этот воинственный клич, выпущенный из следственных застенков Тайной канцелярии, отшлифованный и доведенный до античного совершенства частым употреблением, продержался практически до конца столетия. На рубеже XIX века на площади перед Зимним дворцом какой-то крестьянин призывал людей «принять старую веру, и ежели не примется та вера, то город сгорит или потонет». Такие пророки или, как их называли, «сумасброды», появлялись постоянно. В одном из источников рассказывается о «сумасброде», проповедовавшем в конце 1764 года, что накануне Рождества Христова произойдет потоп, и город Антихриста исчезнет с лица земли. С некоторых пор в подобных пророчествах появляется новый мотив: если Петербург не потонет, то непременно сгорит. Основания для таких пророчеств были. Город был преимущественно деревянным. Пожар следовал за пожаром. Один из самых страшных случился в мае 1761 года. Среди бела дня дотла выгорело несколько кварталов в районе Мещанских улиц. Требовались неотложные меры, которые позволили бы впредь не допустить подобного.

В декабре 1762 года Екатерина издает указ об образовании Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы. В задачу комиссии, просуществовавшей более трех десятилетий, входила перепланировка и застройка Петербурга и его пригородов. Петербург вступал в новую строительную и архитектурную эпоху.

Ограниченные рамки избранной нами темы позволяют коснуться деятельности только тех зодчих и ваятелей и только тех их произведений, которые оставили след в городской мифологии. Но даже этого достаточно, чтобы представить размах строительной жизни Петербурга екатерининской поры.

К этому времени на смену барокко с его культом декоративной пышности и пластической изощренности приходит классицизм с идеями сдержанного античного благородства и величия форм, чистоты и функциональной ясности фасадов. Одним из наиболее ярких представителей этого архитектурного стиля был Джакомо Кваренги, которым только в Петербурге и его окрестностях построено около тридцати зданий. В XVIII веке фамилия этого архитектора писалась: Гваренги. По этому поводу сохранилась забавная легенда. Будто бы сам зодчий предпочел сменить первую букву своей фамилии на «г». Известно, что он, мягко выражаясь, не обладал привлекательной внешностью. Судя по сохранившимся изображениям, он был просто дурен, и карикатуристы любили рисовать его в виде то ли лягушки, то ли жабы, издающей звуки первого слога фамилии зодчего: «ква-ква!»

Как у всякого гениального художника, у Кваренги было много завистников. Рассказывают, что когда он построил Арку над Зимней канавкой, то они, пытаясь принизить талант архитектора в глазах императрицы, доказывали, что Арка непрочна и может упасть. Екатерина приказала тщательно проверить расчеты, после чего, как передает легенда, велела устроить в галерее под сводом арки грандиозный пир, дабы завистники были посрамлены и все могли убедиться в прочности конструкции. Зимняя канавка с нависшей над ней великолепной аркой до сих пор является одним из самых романтических уголков Петербурга. Остается добавить, что современные историки единодушно считают автором Арки архитектора Юрия Матвеевича Фельтена, современника Кваренги. Оба они участвовали в создании дворцового комплекса – один строил здание Старого Эрмитажа, другой – Эрмитажного театра. Но поскольку изложенная нами легенда в поздних литературных источниках как будто не встречается, то в ее пересказе нами оставлено имя Джакомо Кваренги.