Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761 - [16]
Доступ на такие мероприятия, по-видимому, зависел от нескольких факторов, причем чин, несомненно, играл важную роль. Официальные документы не вполне проясняют этот вопрос – часто посетители куртагов называются просто «знатными особами». Этот термин прежде применялся для обозначения определенной группы в составе дворянства на торжественных церемониях, например на коронации Екатерины I в 1724 г.159 Затем он употреблялся в течение всего послепетровского периода160. Вероятный состав этой группы «знатных особ» подсказывает нам приказ, направленный бароном Черкасовым в Полицмейстерскую канцелярию в январе 1748 г.: составить список всех членов первых пяти классов Табели о рангах вместе с женами и детьми161. Так как Полицмейстерская канцелярия была тем самым органом, который отвечал за оповещение постоянных посетителей куртагов, то кажется разумным заключить, что этот список охватывает по крайней мере часть группы «знатных особ»162. Напротив, низшие чины к этим мероприятиям и близко не подпускали, а возле дворца стояла охрана, следившая, чтобы прохожие и проезжие не мешали прибытию гостей163.
Хотя элемент принуждения, несомненно, сопутствовал созданию новых социальных пространств и привлечению в них новоиспеченных петербуржцев, ассамблеи и куртаги все же играли важную роль в преобразовании жизни высшего общества и различных форм взаимодействия внутри него. Важен и тот факт, что эти собрания были изначально, в петровское время, открыты для других социальных групп, в попытке расширить круг светского общества внутри городского социума, хотя это и не всегда выходило так, как предполагалось. То, что эта открытость в дальнейшем была ограничена, в немалой степени было вызвано растущим доминированием двора в общественной жизни города и, возможно, символизировало желание знати добиться того, чтобы ключевые пространства власти и влияния рядом с монархом оставались исключительно их сферой. Однако на последующих этапах рассматриваемого периода такие мероприятия снова будут сделаны доступными для групп, не входящих в традиционную придворную верхушку, состоящую из богатой, высокородной знати, хотя, как и раньше, с существенными ограничениями. Дальнейшие вопросы, связанные с доступом в такие пространства и участием в проводимых там мероприятиях, будут рассмотрены подробно в главе четвертой.
Обучение занимало важное место в мировоззрении Петра с его острой заинтересованностью в приобретении навыков, полезных для государства, а потому пространство Петербурга находилось под воздействием различных образовательных институтов, рассеянных по всему городу. Такой разброс этих учреждений – Морская академия размещалась в бывшем дворце Кикина на Адмиралтейской стороне, школа при Артиллерийской лаборатории на Литейной стороне, а семинария при Александро-Невской Лавре за пределами города – показывает, что вначале Петербург не имел единого «академического» пространства. Но когда в 1729 г. Академия наук поместилась в бывшем дворце царицы Прасковьи Федоровны рядом с Кунсткамерой и ее библиотекой на Стрелке Васильевского острова, был сделан важный шаг к созданию научного центра города. В дальнейшем этому процессу способствовало основание Кадетского корпуса, который в 1731 г. занял Меншиковский дворец, опустевший после ссылки в Сибирь его хозяина в 1727 г.164
Академия наук служила предметом обсуждения в переписке между Петром и немецким философом Готфридом Лейбницем, начиная с последних лет XVII в.165 Задуманная царем модель опиралась на авторитетные европейские образцы, такие как лондонское Королевское общество, Королевская Академия наук в Париже и в особенности Академия наук в Берлине166. Историки широко обсуждали роль, предназначенную для Академии наук в России, отталкиваясь от состояния страны и личного стремления Петра модернизировать ее.167 Но, как убедительно показано в одном сравнительно недавнем исследовании, целью создания Академии было не только утвердить Россию на академической карте Европы (хотя она, несомненно, стала важным исследовательским учреждением), но и способствовать «цивилизации» русской элиты
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.