Санкт-Петербург. Автобиография - [64]

:

Декабрь 1766 года

Милостливый государь,

Вы не удивитесь, что я пишу к Вам, зная, что люди наклонны к странностям. У Вас есть свои, у меня мои: это в порядке вещей; пусть одною из этих странностей будет и причина, побудившая меня писать к Вам. Я вижу Вас давно странствующим из одного места в другое. Через газеты я знаю и о причинах этого, или, может быть, я плохо знаю: может быть, причины известные мне неверны. Я думаю, что Вы теперь в Англии у герцога Ричмондского и, полагаю, у него Вам хорошо. Тем не менее мне вздумалось сказать Вам, что в 60 верстах от Петербурга, т. е. в 10 немецких милях, у меня есть поместье, где воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера, образуют уголки, приятные для прогулок и возбуждающие к мечтательности. Местные жители не понимают ни по-английски, ни по-французски, еще менее по-гречески и латыни. Священник не знает ни диспутировать, ни проповедывать, а паства, сделав крестное знамение, добродушно думает, что сделано все. Итак, милостливый государь, если такой уголок Вам по вкусу, – от Вас зависит поселиться в нем. Все нужное будет к Вашим услугам, если Вы пожелаете. Если нет, располагайте охотою и рыбною ловлею. Если Вы пожелаете общества, чтобы рассеять скуку, и оно будет. Но вообще, и прежде всего, Вы ни в чем не будете иметь ни малейшего стеснения, не будете ни чем никому обязаны...

Вот, милостливый государь, что я счел в праве предложить Вам из признательности за почерпнутое мною в Ваших книгах, хотя они были писаны и не для меня. Остаюсь с глубоким уважением и пр.

Впоследствии императрица выкупила Гатчину у семейства Орловых и передала поместье своему сыну Павлу: «Из купленных Нами у графов Орловых деревень... повелеваем отдать во владение Нашему любезному сыну, его императорскому высочеству Великому Князю, мызу Гатчино с тамошним домом, со всеми в нем находящимися мебелями, марморными вещами, оружейною, оранжереею и материалами и с двадцатью принадлежащими к той мызе деревнями, мызу новую Скворицкую и мызу старую Скворицкую с приписанными к ним деревнями, пустошами и землями». «Тамошним домом», то есть Гатчинским дворцом восторгался В. Г. Рубан:

Огромно здание из камня именита,

Которым Пудостка (окрестности села Пудость. – Ред.)

окружность знаменита.

Величием равно величью тех громад,

При Нильских берегах которые стоят;

Но вкусом, зодчеством, искусством, красотою,

Садов, лугов, прудов с прозрачною водою,

Превозвышая их являют Павлов двор,

Вмещающи в себя всех редкостей собор;

И тако Гатчина со именем согласна,

Ее и внутренность и внешность есть прекрасна.

О том, как создавался гатчинский парк с его фонтанами и «малыми дворцами», оставила воспоминания Е. Н. Львова, дочь придворного архитектора Н. А. Львова.

Вы, верно, видали строение в Гатчине, на левой руке отсюда не доезжая до дворца, который направо; скажу вам, что его построил Н. А. Львов, двоюродный брат Федора Петровича Львова, и вот каким образом. Государь Павел Петрович жил всегда в Гатчине при императрице Екатерине, и все лето проживал там, когда и воцарился. Он любил очень Н. А. Львова, который часто находился при нем, звал его «кумом», хотя никого из нас он не крестил; разговаривая с ним о том, что Н. А. Львов заметил в чужих краях, узнал, что он многие постройки сделал у себя в деревне из земли, составленной из малой части известки и песку.

– Я хочу, – сказал государь, – чтобы ты мне построил здесь, в Гатчине, угол избы с фундаментом и крышкою.

Н. А. Львов тогда же выписал двух наших мужиков, Емельяна и Андрея, в Гатчину; стали они работать в саду, куда и государь Павел, и великий князь Александр Павлович с прекрасной его супругой Елизаветой Алексеевной приходили всякий день смотреть их успехи; когда часть стены уже была выведена, Елизавета Алексеевна однажды пришла и острым концом своего парасоля стала стену сверлить; но видя, что едва со всею силой могла сделать в стене маленькую ямочку, обернулась к Н. А. Львову, сказала ему:

– Я не ожидала, мсье Львов, что ваша земляная стена может быть также и твердой...

Пришел государь Павел и, увидя, что уже с самого фундамента земляная стена и крыша соломенная (которая особенным манером крылась), все готово, приказал принести двое золотых часов с цепочками и сам их подарил Емельяну и Андрею. Но этим государь не удовольствовался; он был человек очень умный, но вспыльчивого нрава и имел как будто что-то странное.... Что особенно не нравилось в нем, – это слепое его подражание пруссакам и желание все русское переделать на их лад; конечно, много хорошего в чужих краях, но уже по большому пространству России, не все и годится нам. Однако землебитное строение заняло государя Павла; он тотчас повелел из каждой нашей губернии отправить к нам в Никольское по два мужика обучаться оному, что весною и было исполнено; с лишком сто человек явились и с того начали, что стали строить себе казарму, в которой потом и жили. Государь, увидев оконченный угол в саду гатчинском, сказал Н. А. Львову, чтобы он выбрал в Гатчине, где хочет, место и построил бы ему Приорат. Н. А. Львов отличный был в тогдашнее время архитектор; он нарисовал план Приората, который был государем утвержден; но, несмотря на повеление его дать место Львову для построения Приората, Петр Хрисанфович Обольянинов, который тогда был первое лицо при государе, за разными причинами в отводе места Н. А. Львову отказывал; наконец, эта комедия Львову надоела; он поручил Обольянинову выбрать самому место. Какое же место выбрал он? Вообразите – в котором собака вязла. Н. А. Львов, видя, что все это неудовольствие на него происходило от зависти, сказал Обольянинову: