Санькино лето - [2]

И представилось, как смирно стояли Заболотские мужики перед приметливым барином, а тот, ровно бы в насмешку, давал им фамилии-прозвища. Сколько Губановых было, сколько еще будет, и всем страдать из-за него.

— Да ты не тужи, — обнял за плечо дедушка, — вот выучишься, может, станешь большим человеком, будут величать Александром Степановичем. Время теперь справедливое: по делам ценят человека.

«Легко рассуждать ему, сам-то совсем не учился. Не дождешься конца этой учебе. Валерка перешел в седьмой без хвостов, а мне осенью пересдавать русский, — тоскливо подумал Санька. — Еще раз изложение придется писать, можно засыпаться, тогда оставят в шестом».

Каникулы только начались, впереди целое лето, да не погуляешь без заботы: надо долдонить правила. Разве полезет что-нибудь в голову, если манит на улицу, если за деревенской околицей играет серебристым стрежнем Талица? После паводка она присмирела, течет степенно, не подминая густые ивняки, не вспениваясь под глинистыми кручами. Вода высветлилась, прогрелась на песчаных плесах, стайки ельцов и плотвы, томившиеся всю зиму в тесноте омутов, поднялись на мель к перекатам. По берегам черемуха роняет цвет, в иных местах запески будто снегом припорошены. Самый клев. Гуляет, плещет на зорях рыба, искушая мальчишек.

Нет, в такую пору лучше не брать в руки учебники, лучше спрятать их с глаз долой, чтобы не портили настроение.

Глава вторая. Изложение про степь

Из-за рыбалки и завалил Санька русский язык. В тот день, не ведая, что класс пишет изложение, он преспокойно удил возле бывшей плотины ельцов: запамятовал про контрольную. Клев, как на грех, был отменный, проворные ельцы с лета хватали ручейника: с десяток Санька отправил уже в полиэтиленовый мешочек, прижатый камнем. Да младший брат Андрюшка поймал штуки три, у того то и дело рыба срывается, пришлось разок стукнуть по шее, чтобы рот не разевал.

— Шевели своими граблями! Силешки, что ли, нет? Вытягивай навыхлест. Только рыбу пугаешь, как чучело огородное. Уж которая сорвалась, та ни в жизнь не клюнет больше.

— Хватит тебе! Всегда так, когда ты злишься, хуже бывает. Я бы твоей-то удочкой…

— «У-гу-гу»! — гнусавым голосом передразнил Санька. — Дрыхнул бы себе дома, а то напросился.

Андрюшка упрямо хлопает белесыми ресницами, с волнением ожидая следующей поклевки, подталкивает кверху козырек кепки, сползающий на глаза. По правде разобраться, какой спрос с такого рыбачка? Взял его Санька с собой, потому что в последние дни учебы Валерку Никитина на реку не отпускают — зубрит. С Валеркой, конечно, интересней, тот знает толк в рыбалке, и снасти у него хорошие: жилки и крючки отец привозит ему из города, когда бывает там по совхозным делам.

Оседлав бревно, Санька внимательно следит и за своим и за братишкиным поплавком; солнце, отражаясь с воды, резко бьет в глаза, но заметно, как мелькают черные спинки ельцов, и все кажется, что самая крупная рыбина еще не клюнула. В этом ожидании какой-то необыкновенной удачи и заключается рыбацкий азарт.

Сладко пахло черемухой. Березняк, где всегда срезали удилища, окутался мелкой, в копеечную монету, светло-зеленой листвой. Прилетевшие на лето птицы хлопотливо обживали берега Талицы: ни на минуту не умолкали их голоса. От быстрины набегала мелкая волна, размеренно всхлипывала под бревнами, сосала берег.

Вдруг возле ивы в заводюшке точно камень бултыхнулся. Саньку как ветром сдуло с бревна, нацепил только что пойманного живца на трехкрючье, осторожно подкинул туда, под куст. Заметался поплавок, стригнул сначала в сторону, потом медленно пошел в глубину. Санька весь напрягся затаив дыхание: вот-вот ударит в руки знакомая дрожь. Надо дать ходу и не спешить, чтобы щука наверняка села на крючок.

— Взяла? — спросил полушепотом подбежавший Андрюшка.

— Ага.

— Так тащи!

— Погоди, заглотит как следует.

Напрасно не послушал Санька совета. Когда наконец решился потянуть удочку на себя, леска немного подалась — в этот момент он ощутил, как на ее конце бьется крупная рыбина, — и вытянулась в струну.

— Никак не вытащить?

— Зацеп получился, наверно, в коряги увела.

— Чего теперь делать?

— Ты держи удочку, а я попробую нырнуть и отцепить.

— Не выдумывай! Вода-то как ледяная, да и глубоко тут, — опасаясь за брата, сказал Андрюшка. — Наплевать и на щуку.

— Ну нет, я ее не упущу просто так! — решительно заявил Санька, скидывая с себя одежду.

Попробовал ногой воду — жгучая. А нырнуть каково? Если бы летом, это просто. Рассусоливать некогда, набрал в грудь воздуху, бултыхнулся прямо с берега, держась одной рукой за леску. Колючий холод и страх сжали тело, так что Санька едва не рванулся обратно, но вытерпел: и перед братишкой стыдно трусить, и щуку хочется выудить.

Открыл глаза — растворенное желтой мутью в воде солнце просвечивало глубину омута, он пугал и заманивал Саньку. Рука, скользившая по леске, наткнулась на сучок коряги, сумел отломить его и тотчас увидел, как совсем рядом сверкнула белым брюхом щука и затаилась справа от бревна-топляка, словно бы нацелилась на Саньку выпученными зелеными глазами. Здесь, под водой, она показалась страшной, как акула. Метнулся кверху, лихорадочно подгребая руками, будто зубастая щука могла цапнуть за ноги.