Санькино лето - [19]

— Сумею, — поторопился согласиться Санька.

Недолго думая отец сходил в избу, принес половинку березового кругляша. Пробуй! Может быть, когда-нибудь пригодится.

Оказалось вытесать топорище не так просто. Вертит Санька заготовку и той и другой стороной: тут древесина задирается, тут выщербнулся сучок, тут слишком глубоко взял. Надо сделать пологий изгиб, на конце — выемку и скос и чтобы все было гладко, овально. Не получается как следует, хоть семь потов пролей. Отец уж к последнему пряслу прибил поперечины, Санька сопит, торопится навести лоск, соскабливает неровности осколком стекла.

— Ну как, готово?

Отец перекладывает из руки в руку неуклюже-шероховатое топорище, смеется, морщинки сбегаются к краешкам глаз:

— Таким топорищем враз кровяные мозоли набьешь.

Дедушка тоже запрятал под лохматыми бровями усмешку, еще более сурово оценил Санькину работу:

— Первоучину в печке жгут. Вон подай матери на растопку.

Подошла мать. Они с Андрюшкой сушили сено и топили баню.

— Три копны нагребли, принести надо. Как раз к тому времю баню скрою.

В глазах матери много доброты, она довольна новым тыном, довольна тем, что вся семья в сборе, всяк при своем деле, что скоро — баня, которая сулит небольшой роздых в хлопотливом беге летних дней.

Санька с отцом несли вторую копну, когда деревню взбудоражил испуганный крик Марьи Сударушкиной:

— Лес горит! Бабы-ы, гори-ит!

Бросили носилки. Возле тына народ собирается, размахивают руками, галдят. Огонь то спрячется, то зловеще взметнется над лесом, отталкивая густой черный дым, как будто время от времени подплескивают керосину. Дважды донеслись выстрелы: Захар Малашкин звал на помощь.

Отец подхватил топор, побежал. Санька устремился было за ним, но мать остановила его:

— Помогать, в случае чего, будешь. Дедушку-то хоть на носилках неси.

— Сгорим ведь, если до поля дойдет! Рожь кругом! — слезливо причитала тетка Марья.

Леня Жердочка, ссутулившись в кабине, погнал «Беларусь» к Займищу; из села пропылила пожарка. Чем они там помогут?

Горящий лес водой не зальешь, и нет ее поблизости. Огненные языки угрожающе выхлестываются из-за леса. Жутко. Но так и подмывает сорваться с места, пуститься вдогонку за мужиками.

Появился председатель сельсовета Крюков Михаил Васильевич, сохранивший во всяком деле фронтовую хватку и распорядительность, принялся раздавать команды:

— Чего рты разинули? Сгореть хотите? Живо соберите старух и ребятишек, сюда, к машине!

— Как же деревню-то оставим?

— Хватит разводить турусы на воде! Я сказал, стариков и ребятишек, в крайнем случае, вывезем. Остальные — все на пожар! Лопаты захватите!

Паника началась: причитания старух, суматошные крики. К машине подносили узлы с одеждой, корзины с посудой, ведра, а кто-то додумался прихватить даже грабли.

— Куда тащите всякое барахло! — горячился Крюков. Подбежал к тыну Губановых, поторопил деда Никанора: — Чего, дед, не шевелишься? Пойдем-ка в мою машину!

— Ты бабам указывай, а меня оставь в покое: с места не стронусь!

Крюков хотел взять его под руку, старик враждебно кольнул его взглядом и палкой пристукнул:

— Не тронь! Здесь останусь, и — шабаш!

— Вот поговори ты с ним, чертом сивым! — сердито тряс кулаком председатель. — Если шибко артачиться будешь, силой посадим в машину.

С решительной готовностью ко всему старик стоял, опершись обеими руками на палку, не испытывая ни малейшего страха за себя. Не будет Заболотья, значит, и ему пришел срок… И все-таки в нем была не понятно чем подсказанная уверенность, что, если он останется здесь, тогда и дом сохранится.

Деревня притихла, точно участь ее была уже неотвратима. Ребята и те присмирели, забравшись в кузов машины. Старухи кучкой стояли возле, загипнотизированно смотрели, как выхлестывается над лесом огонь и чадит черным дымом. Вздыхали:

— Ветер-то в какую хоть сторону?

— К Починку, кажется.

— На деревню бы не повернул.

— Я гляжу, ка-ак пыхнет…

— Ой, матушки мои, что будет? Прогневили бога, — пророчествовала Куприяниха.

Знойно. На небе — ни малейшей тучки. Бедой пахнет. Чего торчать со старухами? Санька поманил пальцем Валерку:

— Бежим на пожар!

— Бежим!

— Ты куда? Или не обойдутся там без вас? — окрикнула мать.

— Я с папой приду.

Ничего не сказала, значит, разрешила. Санька земли под собой не чует, так хочется поскорей скрыться во ржи, чтобы мать уже не могла удержать его. Оглянулся — Ленка Киселева прискакивает за ними, этой только и не хватало на пожаре!

Опушка леса. Сильно пахнет гарью, пепел крупными снежинками оседает на землю. К Займищу первым, наверно, пробился бульдозер с дорожного строительства — видны гусеничные следы. Пожарная машина и трактор дяди Лени прошли за ним.

Осталось пробежать совсем немного, сердце взвинчивается на какую-то предельную высоту и, кажется, вот-вот сорвется. Сквозь тракторный скрежет слышны крики людей; елки вспыхивают как порох, с яростным треском, пламя гудит, будто внутри пожара мечется ветер.

Здесь и шофер Гоша, и дорожный мастер, он по старшинству распоряжается, размахивая короткими руками. К нему подбежал растерянный тракторист, молодой парень, чуть не со слезами на глазах, губы дрожат.