Санкция Айгер - [29]

– Еще что-нибудь добавить можете?

– Нет.

– “О башмаках, о сургуче, капусте, королях” поговорить не желаете?

– Нет.

– В таком случае, – он подошел к ней и поднял за руки из кресла, – побежали наверх – кто быстрее?

– Побежали.

* * *

Мерцающий в дожде столб света падал на ее глаза, высвечивая в самые неожиданные моменты золотые арлекинские блестки. Он прислонился лбом к ее лбу и замурлыкал скрипучим от счастья голосом. Потом он отодвинулся, чтобы лучше ее видеть.

– Я тебе сейчас что-то скажу, только ты не смейся.

– Скажи.

– У тебя самые прекрасные глаза на свете.

Она взглянула на него с извечным женским спокойствием.

– Очень мило. А чему тут смеяться?

– Когда-нибудь я тебе расскажу. – Он нежно поцеловал ее. – Впрочем, пожалуй, не расскажу. Но все равно не смейся.

– Почему?

– Потому что если рассмеешься – потеряешь меня.

Она рассмеялась – и он действительно выпал из нее.

– Я тебя предупреждал. Хотя на самом деле это уже не имеет значения – после всего хорошего, что я уже для тебя сделал.

– Не говори об этом.

Он в свою очередь рассмеялся.

– Знаешь что? Ты, конечно, ужасно-ужасно удивишься, но я всегда славился умением долго не кончать. Я не вру. Как правило, именно это и рекомендует меня с наилучшей стороны – выносливость. Ну, как шуточка?

– Изрядно. За сигаретами не потянулся – и на том спасибо.

Он перевернулся на спину и тихо сказал вверх, во тьму, принадлежавшую им обоим.

– Если подумать, природа – капризнейшая тварь. Те женщины, с которыми я бывал, никогда меня особенно не интересовали – и ничего такого особенного я не чувствовал. Именно поэтому с ними я был воплощением самообладания и мужской силы, и им это было очень приятно. Но с тобой – когда мне отнюдь не все равно, и именно потому, что мне не все равно – я вдруг начинаю ставить рекорды скорострельности. Нет, как я уже сказал, природа – сволочь.

Джем, повернулась к нему.

– Эй, ты это о чем? Так говоришь, будто все уже кончилось. А я-то все лежу тут и надеюсь, что это антракт, а не финал.

Он одним рывком выскочил из постели.

– Ты права! Это антракт. Сейчас, погоди, я принесу животворную бутылочку шампанского...

– Нет, постой. – Она села, и тело ее на фоне серебристой подсветки было особенно прекрасно. – Иди сюда, дай поговорить с тобой.

Он лег поперек кровати у ее ног и прислонился щекой к ее ступне.

– У тебя такой серьезный, зловещий тон, и...

– Да, такой. Это насчет работы для мистера Дракона...

– Джем, прошу тебя...

– Нет. Нет, успокойся на секундочку. Все связано с одним биологическим прибором, который разрабатывают там, на той стороне. Очень скверная штука. Если они его сделают раньше нас... Это может быть просто ужасно, Джонатан.

Он прижался к ее ногам.

– Джем, не играет никакой роли, кто в этой гонке впереди. Представь себе двух насмерть перепуганных сопляков, которые устроили дуэль на ручных гранатах, стоя друг от друга в трех футах. Тут совершенно не имеет значения, кто первым выдернет кольцо.

– Зато имеет значение, что мы выдернем это кольцо с куда меньшей вероятностью.

– Если ты этим утверждаешь, что средний бакалейщик в Сиэтле – приличный человек, ты совершенно права. Но средний бакалейщик в Петропавловске ничуть не хуже. Вся беда в том, что кольцо гранаты – в руках людей, подобных твоему Дракону, или, что еще хуже, может выдернуться от короткого замыкания в каком-нибудь подземном компьютере.

– Но, Джонатан...

– Я эту работу брать не собираюсь, Джем. Я никогда не провожу санкцию, пока у меня хватает денег на житье. И больше я не желаю об этом говорить. Ладно?

Она молчала. Потом приняла решение.

– Ладно.

Джонатан расцеловал ее ноги и поднялся.

– Ну, так насчет шампанского...

Ее голос остановил его у самой лестницы с хоров.

– Джонатан?

– Да, мадам?

– Я у тебя первая черная?

Он обернулся.

– Это имеет значение?

– Конечно, имеет. Я знаю, что ты собираешь картины, и я подумала...

Он сел на краешек кровати.

– Тебя бы по попе хорошенько отшлепать.

– Извини.

– Все еще хочешь шампанского?

Она раскинула руки и поманила его пальцами.

– После.

ЛОНГ-АЙЛЕНД, 13 ИЮНЯ

Джонатан просто-напросто открыл глаза и тут же окончательно проснулся. Спокойный и счастливый. Впервые за много лет не было мутного, вязкого промежутка между сном и пробуждением. Он с наслаждением потянулся, прогибая спину и распрямляя все конечности, пока каждая мышца не затрепетала от приятного напряжения. Ему хотелось кричать, шуметь. Нога его коснулась влажного пятна на простыне, и он улыбнулся. Джемаймы в постели не было, но место, где она лежала, хранило ее тепло, а от подушки исходил легкий запах ее духов и ее самой.

Он выскочил из постели голый и наклонился над перилами хоров. Крутой угол, который цветные солнечные лучи отбрасывали внутрь церкви, свидетельствовал, что утро уже на исходе. Он позвал Джемайму, и голос его торжествующим эхом пронесся под сводами.

Она появилась в дверях ризницы, переоборудованной под кухню.

– Орали, сэр?

– С добрым утром!

– С добрым утром.

На ней был тот ладный льняной костюм, в котором она приехала, и оттого казалось, что в полумраке от нее исходит белое сияние.

– Пока вы изволите принимать ванну, я приготовлю кофе.

И она исчезла в дверях ризницы.