«Сандал» пахнет порохом - [40]
В черном потоке тягостных мыслей забрезжило светлое пятно. Низариты называли себя друзьями начальника трапезундской гвардии, а их великий магистр неоднократно присылал к нему гонцов с богатыми подарками и тайными письмами… Просил он немного, а обещал золотые горы…
Действительно, помочь низаритам обосноваться в Трапезунде, оказать покровительство на первых порах и дать развернуться – все это вполне по силам Сулейману ибн Яхья… Кто может ему помешать? Император Мануил озабочен сейчас столь важным делом, как поиск третьей жены, дуки погрязли в личном обогащении и интригах, реальная власть – власть оружия, находится в его руках… Конечно, пустить в империю ассасинов, и дать им здесь укрепиться, это все равно, что внести в родной дом осиное гнездо, но об этом Сулейман предпочитал не думать. Зато через год-два, когда новые жители сплетут тайную, пронизывающую все общество паутину, посеют страх в сердцах местных, больших и малых правителей, подвесят их на ниточках, как куклы в передвижном театре, когда они наберут невидимую, но коварную и изощренную силу, которая сложится с грубой и прямолинейной силой гвардии, тогда все изменится… Император Мануил не вечен, тем более, что ассасины славятся своим умением укорачивать земной век королей, епископов и всяких баронов, а на опустевший трон вполне может взойти Сулейман ибн Яхья! Именно это пообещал ему великий магистр…
– Ванная комната готова, господин! – негромко доложил Мустафа.
Спустившись на первый этаж, мимо гвардейцев, стоящих с обнаженными саблями в коридорах и на лестничных площадках, Сулейман вошел в просторный гулкий зал со стенами из мрамора, высокими сводчатыми потолками и стрельчатыми окнами, застекленными цветными витражами. Ступая босыми ногами по подогретому полу, он подошел к небольшому квадратному бассейну в полу, сбросил халат на руки слуги, медленно спустился по гранитной лестнице и сел на скамеечку, идущую под водой вдоль боковой стены. Теплая вода приятно окутала большое, начавшее рыхлеть, белое тело до самого подбородка. За уровень наполнения бассейна и температуру воды, впрочем, как и за множество других бытовых, да и всех остальных вопросов, отвечал Мустафа. За годы, проведенные в Трапезунде, Мустафа стал для него не просто слугой, а доверенным лицом. Аккуратно сложив одежду хозяина, Мустафа выскользнул в коридор и занял место у двери – он прекрасно знал, что в моменты обострения болезни господина лучше не тревожить.
Сулейман ибн Яхья расслабленно сидел в бассейне, его организм сливался с водой, специально нагретой до температуры тела, и казалось, растворялся в ней, выпуская боль наружу… Косые солнечные лучи, проникающие сквозь витражи и окрашивающие стены в разные цвета, выявляли шероховатости на безукоризненно гладком мраморе, проявляя прямые параллельные бороздки от огромных пил, которыми в каменоломнях отрезали плиты от остального массива; пересекающие их круглые полоски – следы шлифовальных кругов; невидимые обычно микротрещины и едва заметные впадинки… Все это образовывало паутинчатые узоры на отшлифованном мраморе, и каждый раз они складывались в разные картины, которые то проявлялись, то исчезали, то менялись… Вот на той плитке – третьей слева, в радостном зеленом цвете ясно видна корона на чьей-то голове, да не на чьей-то, а на его собственной – это ведь его лицо… Хороший знак!
Он закрыл глаза. То ли от теплой воды, то ли от приятных мыслей, но боль постепенно отпускала. Сулейман даже испытал голод и хотел уже позвать Мустафу, чтобы приказать приготовить баранью голову – излюбленный деликатес: не возвращаться же к остывшим блюдам! Но открыв глаза, вдруг увидел, что картинки на мраморе изменились: в мрачном синем цвете появилось другое лицо – узкие раскосые глаза, выступающие скулы, жесткий взгляд… Хан Хулагу! А на месте коронованной особы, в кровавых тонах страшного возмездия теперь виделся всклокоченный изможденный старик – узник подземной монгольской тюрьмы… И это опять он сам! Плохой, очень плохой знак!
Сулейман откинулся на стену бассейна. Да, это подсказка судьбы… Положение изменилось. Монгольское войско выдвинулось в поход, и скоро доберется до Аламута. Вряд ли в этот раз назаритам удастся устоять против огромной армии внука самого Чингиз-хана… И что тогда станет с предателем, пустившим ассасинов в Трапезунд?! Монголы изобретательны в казнях… Могут привязать к хвостам четырех коней и разорвать на части, могут тащить за скачущим конем по бугристой степи, поросшей дикой колючкой, а могут просто перебить хребет и бросить на расклевывание хищным птицам… Нет, сейчас предложение великого магистра ассасинов уже не казалось таким привлекательным!
– Господин! – робко позвал Мустафа, войдя в ванную со скатанной в плотный свиток бумагой. Свиток был перехвачен красной ленточкой и скреплен коричневой сургучной печатью. С первого взгляда было видно, что это серьезный документ. Сердце Сулеймана неприятно ворохнулось.
