Сан-Блас. Избранное - [32]

Но, несмотря на все, уединение мое довольно скоро было нарушено.

Еще на первой остановке за Паранагвой я заметил, что из какого-то вагона впереди на платформу спустилась дама лет сорока, порядком-таки смуглая, но, очевидно, не метиска, каких здесь большинство, а белая, и притом почти наверное испанка, так как огромные, лучистые глаза ее и теперь еще продолжали говорить о ее прежней красоте. Она, не торопясь, прошла вдоль поезда, пытливо посматривая в окна вагонов, и когда, наконец, поравнялась с нашим, то на лице ее ясно можно было прочесть разочарование. Но в то же мгновение взгляды наши встретились, и в течете нескольких секунд она смотрела на меня, потом медленно повернулась и ушла.

Я проследил за нею взглядом до ее вагона, а когда поезд тронулся и новые картины поплыли перед глазами, совершенно забыл о ней. Но она сама позаботилась напомнить о себе.

Только что мы остановились у следующей станции, как я опять ее увидел. С маленьким дорожным чемоданчиком в руках, она опять шла по платформе в мою сторону, но на этот раз не смотрела по сторонам и не останавливалась, пока не поравнялась с площадкой, на которой я стоял. Поставив чемоданчик у моих ног, она взялась за поручни и, по-видимому, собиралась последовать за ним. В ту же минуту поезд, по каким-то неведомым для меня причинам, тронулся, и я инстинктивно подхватил незнакомку под руку.

Она прекрасно могла обойтись и без моей помощи; и потому я, зная об утрированной строгости нравов, царящей в глухих углах Южной Америки, ожидал или маленького неудовольствия или, в самом лучшем случае, коротенького — gracias, señor!

Представьте же всю неподдельность изумления, охватившего меня, когда эта прелестная матрона вдруг опустилась на колени и прежде всего обнаружила самую недвусмысленную попытку облобызать мои запыленные руки, а когда убедилась, что я решительно уклоняюсь от этой чести, то подняла свои над головой и разразилась целым каскадом восклицаний:

— О, Пресвятая Дева!.. О, великодушный estranjero! Самоотверженный спаситель мой! Спаситель моей дочери!.. Позвольте мне поцеловать ноги ваши… Покрыть слезами благодарности…

Я поторопился убрать свои ноги возможно дальше и, не зная, еще что она собирается покрыть слезами, попытался рассеять ее заблуждение.

— Сударыня, вы ошибаетесь, — я вовсе не хотел… То есть, хотел, но я ошибся, и, право, вы ничем не рисковали… Да если бы и рисковали даже, то я…

Но тут, благодаря волнению, все мои познания в испанском языке улетучились из памяти, и я растерянно бормотал только «mil gracias» и «Коретиба».

— Он благодарит, он благодарит меня! — опять затараторила коленопреклоненная сеньора. — Он, который…

Но тут я сделал порывистое движение к двери, и моя восторженная собеседница мгновенно вскочила на ноги.

— Вы великодушны, вы не хотите униженной благодарности, señor, — произнесла она голосом, полным достоинства, — так будьте же великодушны до конца; не лишайте меня возможности хоть как-нибудь выразить вам мою глубокую признательность. Вы, как мне послышалось, едете к нам, в Коретибу; я живу недалеко от города; вам всякий там покажет фазенду донны Мануэлы де Латарда. Навестите, хоть ненадолго, но навестите мое скромное жилище, и я буду вполне удовлетворена. Вы не откажетесь, señor, не правда ли?

Уголок, в который я забился при первых же словах экзальтированной сеньоры, теперь остался позади; она владела положением, и я… не отказался.

IV.

Должен признаться, что дон Хулио расхохотался, как полоумный, когда я рассказал ему об этом происшествии.

— Браво, señor! — кричал он между взрывов хохота и от удовольствие барабанил ногами по стене вагона. — Браво! Спаситель донны Мавуэлы! Белый медведь в лесах Бразилии! Ха-ха-ха! И не отвертитесь теперь, amigo myo! Ведь нужно же спасти ее от верной гибели!.. Ха-ха-ха!

— Да от чего не отверчусь? — потерял я, наконец, терпение. — Скажите толком!

— От свадьбы, рыцарь без страха и упрека! От бракосочетания с прелестнейшей из сеньорит… Вот от чего!

— Чтобы я женился на донне Мануэле?.. С ума вы спятили, дон Хулио?

Приступы хохота возобновились с удвоенной силой.

— На донне Мануэле!.. Кто вам говорит, на донне Мануэле? Да она и сама не согласится…

— Так на ком же тогда, черт бы побрал и ее, и всех прочих психопаток Европы и Америки?

— На дочери ее, señor! Ha очаровательной донне Ро-зите… На девушке, которая прекрасна, как Божий свет, но до сих пор не может выйти замуж.

Я несколько успокоился, но потребовал от дона Хулио дальнейших объяснений.

Он пробыл еще несколько минут в лежачем положении; но смеяться ему, по-видимому, уж не хотелось, и он, вздохнув, приподнялся на диванчике и сел.

— История довольно смешная, хотя и непонятная, señor!.. Надеюсь, вы на меня за мою веселость не в претензии? Во всяком случае, извиняюсь от души и перехожу к интересующему вас вопросу… Донна Мануэла — да будет вам известно — вдова и пребывает в этом звании шестнадцать лет, причем единственным ее утешением все это время, за исключением последних лет, являлась ее дочь, Розита… Года два тому назад откуда-то из Азии вернулся в Коретибу некий caballero, по ремеслу — торгаш, что уж одно доказывает его португальскую породу, и занял место управляющего у донны Мануэлы. Хорошо он управлял ее фазендой или плохо, судить я не берусь, но только хозяйка и ее управляющий друг друга полюбили. Все ждали свадьбы, но не дождались, и, как выяснилось потом, причиной этого была Розита. Она ровно ничего не имела бы против вторичного брака матери, но ей к этому времени самой уже исполнилось 16 лет, а у нас не принято, чтобы в подобных случаях матушка опережала дочь. К чести донны Мануэлы, она и ее избранник прекрасно это поняли и решили обождать замужества Розиты…