Сан-Блас. Избранное - [22]
Рядом слышалось ровное дыхание Суареса…
Прошло две-три минуты, и голова его вплотную приблизилась к моей.
— Благодарите Господа, — первая опасность миновала!.. Они теперь забьются по углам и если…
Но это «если» уж случилось… Непроницаемую тьму вдруг пронизал отчаянный вопль гибнущего человека, и что-то тяжело упало наземь.
— Один, — сурово произнес Родриго. — Позвольте, я возьму Анниту, — вы устали.
Но девушка, приведенная в чувство неожиданно прозвучавшим диким криком, уже пришла в себя и обеими руками обвила мою шею.
— Потом, мой друг!.. Я сам скажу, когда устану.
— Только без ложного стыда, — рассвет еще не скоро…
И он умолк.
Волосы Анниты смешались с моими волосами. Я чувствовал ее дыхание на своей щеке… И вдруг, теперь, в преддверии ужасной смерти, утратив последнюю надежду на спасение, я тихо-тихо прошептал:
— Аннита, я люблю вас!
Она затрепетала, но только легкий вздох сорвался с ее губок…
— Вы не отвечаете, Аннита… Вы сомневаетесь в моих словах. Правда, пять дней тому назад мы не подозревали о существовании друг друга… Но в эту страшную минуту, быть может, в последнюю минуту моей жизни, я снова повторяю, что я люблю вас, и буду счастлив, умирая, если вы скажете…
— Молчите, Мигуэль!.. Теперь я вам отвечу. Я молчала, так как боялась, что только увеличу ваши муки, сказав, что я… что я люблю вас тоже!..
И губы наши слились в долгом беззвучном поцелуе…
И в это же мгновение отчаянный, невероятно дикий вопль заставил нас обоих содрогнуться.
Не говоря ни слова, Суарес вырвал Анниту из моих объятий и я, стуча зубами, весь превратился в слух…
Но крик не повторился.
— Нехорошо! — шепнул Родриго. — Мы, кажется, в более выгодных условиях, чем остальные. Благодаря столбу нам легче простоять, не шелохнувшись… Боюсь, что все они погибнут. Устанут ноги — и конец!..
И, точно подтверждая это, из темноты послышался протяжный стон.
— Мария Дева!.. Не могу я больше, не могу…
— Он хочет лечь, несчастный!
Через секунду я уловил глубокий вздох опустившегося на землю человека.
Руки у меня тряслись, как в лихорадке. В висках стучало…
Ну, так и есть!..
Короткое, испуганное восклицанье и тотчас же — кровь холодящий вой затравленного зверя.
— Третий…
Аннита беззвучно плакала, прижавшись лицом к груди Родриго.
Быть может, Педро уже умер — мы этого не знали. Искаженные предсмертной мукой голоса погибших исключали какую бы то ни было возможность определить по ним, кто в данную минуту бьется в конвульсиях на земляном полу…
Один из четырех, по-видимому, уцелел, но кто он — это было только Господу известно.
Суарес выждал несколько минут, желая, вероятно, чтобы мои взбудораженные нервы немного улеглись, и передал мне девушку обратно.
Я молча ее обнял и замер в предчувствии финальной сцены этого кошмара.
И она вскоре разыгралась…
Сначала, где-то в стороне, послышалось лающее, хриплое рыданье, стихло и тотчас же сменилось непрерывным глухим стуком… Кто-то невидимый стоял на месте и часточасто семенил ногами. Быстрота звуков нарастала, с каждой минутой становились они громче и скоро слились в неясный общий гул…
И вдруг обезумевший от страха человек воскликнул бешено и дико:
— А-а!.. Проклятые!.. Теперь не подойдете! Боитесь?.. Ха-ха-ха!
— Готово — помешался! — скорее догадался я, чем разобрал слова Родриго.
— Я птица… Вы понимаете ли, — птица! — неистово вопил несчастный. — Теперь я улетаю… — и он, сорвавшись с места, стремительно помчался в темноте.
Через мгновение столб дрогнул, — безумец с разбега налетел на стену, поколебал ее, и что-то со звоном посыпалось на землю… Топот опять возобновился. Теперь он, кашляя и задыхаясь, пронесся мимо нас и, описав круг, вернулся… Потом — второй и третий, и четвертый…
Я перестал уже считать…
Чувство полного безразличия к своей судьбе всецело завладело мною. Мысль не работала, и только слух мой инстинктивно следил за гулким топотом, то приближавшимся, то отходившим от столба. Дыхание бегущего с каждой минутой становилось чаще и, наконец, сменилось коротким, глухим хрипом… Слышно было, когда он проносился мимо нас, как что-то клокочет у него в груди и рвется…
Аннита за это время успела несколько раз перейти с моих рук к Суаресу и — обратно, а несчастный, кашляя и задыхаясь, все еще бегал, болезненно всхлипывал и спотыкался… Ноги его уже ослабевали, движения замедлялись.
Внезапно он остановился. В горле у него заклокотало…
Еще мгновение — и я увидел, как темная фигура тяжело рухнула к моим ногам.
Да, я увидел!..
Отверстие в центральной части крыши, совершенно сливавшееся с нею ночью, теперь подернулось голубовато-серой дымкой. Неясный свет отвесно падал внутрь постройки и скупо озарял центральную часть пола у основания столба. Все остальное было по-прежнему покрыто густой тенью.
Родриго вздрогнул, и бледное лицо его поднялось кверху, как бы приветствуя спасительный рассвет. Аннита, опустив голову мне на плечо, не шевелилась.
Голубоватый клочок неба с каждой секундой становился ярче. Вот промелькнула по нему нежная розовая дымка, растаяла, и тотчас же горячий сноп солнечного света ослепляюще ударил мне в глаза…
Ночной кошмар исчез, но его жуткие следы остались… В разных местах, у скатов крыши, где еще трепетали сумеречные тени, виднелись три скорченных, оцепеневших в судорогах трупа. Четвертый неподвижной массой лежал у наших ног.
