Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме - [7]

…Вскоре для многих узников Бухенвальда смерть стала предпочтительнее жизни. Вот как ушел из жизни один из моих знакомых – доктор Коэн, дантист. Эсэсовцы избили его так сильно, что у него разорвался живот, и он начал умирать медленной мучительной смертью. Он заплатил 50 марок за лезвие бритвы, тайком пронесенное в лагерь. Поскольку у него было медицинское образование, он точно рассчитал, какие артерии ему нужно перерезать, чтобы умереть за определенный промежуток времени. Он предполагал сесть посередине выгребной ямы, нашей так называемой уборной, в конкретный момент, чтобы у него было ровно семнадцать минут до прихода охранника. По его расчетам, именно столько времени требовалось, чтобы потерять достаточно крови и умереть. Потом он упал бы в выгребную яму, откуда его не смогли бы вытащить, иначе бы отмыли, зашили и наказали, приговаривая: «Ты умрешь, когда мы этого захотим! Не раньше». Но несчастный преуспел в своей мрачной миссии – сбежал от нацистов на своих условиях.

ТАКОЙ БЫЛА ГЕРМАНИЯ 1938 ГОДА – изменившейся до неузнаваемости. Нравственность, уважительность, обыкновенная человеческая порядочность в ней были утрачены. Да, сама страна радикально изменилась, но некоторых немцев если это и коснулось, то не в столь непомерной степени…

Лицо одного из первых нацистских солдат, увиденных мной в Бухенвальде, показалось мне знакомым. И неслучайно: с этим парнем мы жили в одном общежитии, когда я учился в Тутлингене под именем Вальтера Шляйфа. Его звали Хельмут Хоэр. Во времена нашего знакомства он всегда был добр ко мне.

– Вальтер! – воскликнул он, увидев меня. – Что ты здесь делаешь?

– Я не Вальтер, – ответил я. – Я Эдди.

И плюнул ему на ботинки. Меня буквально переполняло негодование! Я объяснил ему, кто я такой на самом деле, и заявил, что не могу поверить, как могло случиться, что он – некогда мой друг и хороший человек – служит теперь в СС.

Бедный Хельмут – он и не предполагал, что я еврей. Никогда я не видел его таким шокированным и растерянным. И знаете – он искренне хотел мне помочь! Конечно, он не мог позволить мне бежать, но пообещал сделать для меня все, что в его силах. И не обманул: отправился к начальнику лагеря и поручился за меня, аттестовав как порядочного человека и прекрасного инструментальщика. А нацистам такие мастера были нужны…

Стремление к высокой эффективности труда было в Третьем рейхе сильнее безумия чистой ненависти.

Третий рейх готовился к der totale krieg – тотальной войне против всего мира. В такой войне не было разницы между армией и промышленностью, солдатом и гражданским лицом, виновным и невиновным. Все немецкое общество перестраивалось на военный лад, на удовлетворение военных нужд. Поэтому любой человек, имевший какой-то опыт работы в машиностроении или разбиравшийся в производственных процессах, был потенциально полезен Третьему рейху. Вскоре после поручительства Хельмута меня вызвали в управление лагеря. Там меня спросили, готов ли я работать на нужды Германии.

– Да, – ответил я.

– До конца жизни?

– Да, – снова подтвердил я.

Сказать «да» мне ничего не стоило. Евреи снова стали козлами отпущения, как это уже много раз бывало на протяжении предшествующих веков, но жажда денег, а соответственно и стремление к высокой эффективности труда были в Третьем рейхе сильнее безумия чистой ненависти. Нас лишили свободы, но, если немецкое государство могло зарабатывать деньги на узниках концлагерей, значит, грех нами не попользоваться.

Меня заставили подписать трудовой договор и расписку в том, что в лагере обо мне постоянно заботились, хорошо кормили и мое пребывание в нем было комфортным. Затем был составлен план моего перевода, отражавший то, на каких условиях и как именно он будет проводиться. В рамках этой сделки моему отцу разрешалось забрать меня из Бухенвальда и отвезти домой, где я мог провести несколько часов с мамой, а потом сопроводить на авиационный завод в Дессау, на котором я работал бы до последнего вздоха. После Хрустальной ночи моя семья вернулась в Лейпциг и дожидалась лучших времен. Вообще-то они хотели бежать из Германии, но не могли оставить здесь меня одного.

Отец был вне себя от радости, когда узнал, что меня могут освободить! В семь часов утра 2 мая 1939 года он приехал за мной на арендованной машине. После шести месяцев моего пребывания в Бухенвальде.

Меня заставили подписать трудовой договор и расписку в том, что в лагере обо мне постоянно заботились, хорошо кормили и мое пребывание в нем было комфортным.

Друг мой, ты можешь себе представить, как я был рад оттуда уехать? Обнять отца у ворот Бухенвальда? Сесть на пассажирское сиденье рядом с ним и уехать на свободу? Испытать ни с чем не сравнимое чувство обретения свободы…

Это чувство я берег в себе все последующие годы. И постоянно напоминал себе, что если я смогу прожить еще один день, час, минуту, то боль уйдет и наступит завтра…

Глава четвертая Мир не без добрых людей

Ни на какой завод в Дессау мы, конечно, не поехали. Ведь бегство из Германии было нашим единственным шансом на спасение. Мы развернулись и помчались прямо к границе. Мама с сестрой, оставшиеся в Лейпциге, через какое-то время должны были последовать за нами – в Бельгию.