Самый обычный день. 86 рассказов - [126]

— Слушай, нам правда пора идти. Мне до лампочки, куда он запропастился, — говорит тонкий. — Давай составим акт, и вперед.

— Чем дольше мы тут ждем, тем больше вероятность того, что лифт починят. Это ведь восьмой этаж плюс бельэтаж. — Толстый возвращается из кухни с двумя стаканами, полными льда. Тонкий готов уже сказать, что им давно пора идти вниз, как вдруг видит в окно, что пожарная машина начинает разворачиваться.

— Они уезжают!

Толстяк бросается к окну. Оба наблюдают за тем, как пожарная машина с непрерывно вращающейся мигалкой действительно уезжает. Толпа постепенно расходится. Пожарные в спешке хватают свои каски, выбегают из квартиры и нажимают на кнопку лифта в надежде, что за время их пребывания в квартире его уже починили. Убедившись в обратном, они начинают спускаться по лестнице.

Через пять минут тот из них, который по сравнению со своим товарищем кажется худым, обращает внимание на табличку на стене: они добрались только до шестого этажа. Пожарные останавливаются. Этого не может быть. Они уже так долго спускаются, что давно уже должны были оказаться в холле. Неужели пройдя как минимум четырнадцать или пятнадцать лестничных пролетов, они добрались всего лишь до шестого этажа? Пожарные минуют еще один пролет: табличка на стене гласит: ПЯТЫЙ ЭТАЖ. Однако на следующей площадке табличка вообще отсутствует. Они идут дальше: один, два, три, четыре этажа. Ни на одном из них нет таблички. Точнее, на стене видны прямоугольники, более светлые, чем остальная ее поверхность, и отверстия с дюбелями, куда раньше были ввинчены державшие таблички винты. На следующем этаже опять появляется надпись: ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ, но этажом ниже табличка опять отсутствует. Еще один пролет — та же история. Зато этажом ниже табличка на месте: опять ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ. На протяжении некоторого времени на каждом следующем этаже повторяется та же самая надпись: ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ. Наши герои останавливаются передохнуть. Чрезвычайно толстый пожарный предлагает зайти в одну из квартир и попросить разрешения позвонить в часть. Тот, который по сравнению со своим товарищем кажется худым, указывает рукой на таблички, трагическое выражение на его лице говорит о тщетности любых усилий. Однако толстяк смотрит на него непонимающе.

На каждой лестничной площадке две двери. Пожарные прислушиваются, стараясь понять, что происходит в ближней к ним квартире. Над дверью видна цифра 2: это вторая квартира четвертого этажа. Никаких звуков оттуда не доносится. Пожарные перебегают через площадку. Это первая квартира четвертого этажа. За дверью работает телевизор. Они молча смотрят друг на друга. Обоим приходит в голову одна и та же мысль: нелепо двум пожарным звонить в чью-то дверь и просить разрешения позвонить в пожарную часть, чтобы их вызволили из здания другие пожарные. Они спускаются на следующий этаж, но снова оказываются на четвертом. Бедолаги прислушиваются к звукам, доносящимся из-за ближней к ним двери. В этой второй квартире четвертого этажа раздается разноголосый смех. Может, там происходит семейный обед? Вечеринка? Из первой квартиры четвертого этажа слышится стук пишущей машинки. Кому могло прийти в голову печатать на машинке в наше-то время? Пожарные спускаются еще на один этаж. На этой лестничной площадке таблички нет. Из-за двери второй квартиры слышится шум семейной ссоры. Чем больше времени длится эта история, тем более растерянными чувствуют себя пожарные. Вместо того чтобы бросить их на произвол судьбы, их товарищи должны были подняться за ними. Интересно, что они скажут потом в свое оправдание? Что не стали их дожидаться и вот так просто взяли и уехали? Издалека, из какой-то квартиры, доносятся звуки рояля. Оба одновременно представляют себе, что исполнительница — женщина. Она не слишком искусно играет какую-то веселую мелодию: ля, ля, ля, до, ми, ми, ре, до, си-бемоль, ре, до, до, до… Пожарные пытаются определить, что это за музыка, но безуспешно.

Чрезвычайно толстый пожарный спускается по лестнице первым, за ним следует тот, который по сравнению со своим товарищем кажется худым. Раз уж они надумали позвонить в какую-нибудь дверь, то, пожалуй, можно побеспокоить пианистку. Внимательно прислушиваясь, они стараются определить, из какой точно квартиры доносится фортепьянная музыка. С каждой ступенькой она слышится все яснее, и наконец пожарные оказываются перед дверью, из-за которой слышится мелодия. Ноты прекрасно различимы на слух, даже некоторые восьмушки выскальзывают на площадку из-под двери. Чрезвычайно толстый пожарный смотрит на худого, который утвердительно ему кивает, а потом звонит в дверь. Пианино не замолкает. Пожарный звонит еще раз, более настойчиво. На сей раз музыка стихает. Кажется, слышатся шаги? Оба стоят у самой двери и прислушиваются к каждому шороху. Раз музыка стихла, значит, их звонок услышали, но никто не спешит открыть дверь. Они снова звонят. Дверь неожиданно открывается, но накинутая цепочка не позволяет ей распахнуться. В образовавшуюся щель выглядывает женщина среднего возраста и осматривает посетителей от касок до сапог. Это она играла на пианино? Оба пожарных думали, что она гораздо моложе. Они здороваются и объясняют хозяйке квартиры, в чем дело: им нужно позвонить в часть и попросить, чтобы за ними приехали. Женщина снова осматривает их — на этот раз от сапог и до касок. Пожарные понимают, насколько все это нелепо. Хозяйка закрывает дверь на минуту, снимает цепочку, снова открывает дверь — на этот раз настежь — и приглашает их зайти. Они входят. Женщина закрывает дверь и указывает им на телефон. Худой пожарник берет трубку, подносит ее к уху и набирает номер.