Самый малый атлас мира - [4]

По молодости да по глупости одному фраеру рога посшибал, а фраер тот ментом оказался. Вроде и за дело его грохнул, да прокурор ведь разве будет разбирать… Его дело сажать. Прокурор, ведь он что? Он мент!.. Вот, выходит, по глупости Серега и сел. По глупости пахал в зоне «как папа Карло» на «дядю Васю». К слову скажем, был Серега штукатур знатный, про таких говорят: «Руки золотые»… да ничего себе не наштукатурил, окромя грыжи в паху. По глупости ввязался в камере в кипеш: отмудохали Серегу так, что остался он на всю оставшуюся жизнь хромым, колченогим карлипупом. А вроде и был он не гордый да не злой, а только отчаянно смелый.

Вот уж скоро Сереге на волю. Начальник говорит: «У тебя, Сергей, вся жизнь еще впереди, большая жизнь, красивая и светлая. Освободишься — женишься, деток нарожаешь… Руки у тебя золотые: будешь большие деньги зарабатывать…» Врет, сука, и не краснеет. Что с того, что руки золотые — зато ноги деревянные. Уж Серега-то знает, что никому он там, на воле, не нужен такой: хромой, да с волчьим билетом в придачу.

И порешил Серега: «Хватит глупить да кипешиться… жизнь уходит, надо только мозгой пораскинуть, как ее за гузку прихватить…»

Думал он, думал, да так ничего и не надумал. Образования не хватает. Не давалось Сереге в молодости учение, кабы наперед знать, все бы жилы порвал, осилил бы. Своим-то умом только вот до такой паскудной жизни и дошел. Так вот!..

Ну а так как не был он ни гордецом, ни ханжой, пошел он мудрости на стороне поспрошать. Видит Бог, мир не без отзывчивых людей — попался и Сереге добрый человек. Умных людей, их сразу видать, в любой толпе, в любом обществе; есть в них что-то степенное, неторопное: чать, знают они что-то главное, что не всякому дано, какую-то тайну-истину…

Был и в Серегином отряде такой умник, беззубый Шаля Дамитрак. Волос у Шали на голове было не больше, чем на лампочке. Столько же и зубов. Зато лет ему было… дай Бог каждому столько пожить, а сколько, он уж и сам запамятовал. Говаривал: «Старый зек, как и старая дама, своих годов не ведает…»

А уж мудрен был… и не книгочей-энциклопедист, а от жизни мудрен. Но и посидел, бывало… почитай, всю-то жизнь: хватил горя от ума…

Вот к нему-то и пошел Серега за мудростью. Научил он его, рассказал ему Шаля способ верный.

— Одному тебе, — говорит, — скажу. Вижу, парень ты смелый, не побоишься. А способ верный, людьми проверенный: большую деньгу можно заиметь, а с большой деньгой ты — человек, и все двери для тебя настежь, и все старое побоку. Сам бы попользовался, который год про себя тот способ берегу, да, видно, здесь мне помирать придется, стар я для жизни. А ты, сынок, еще молодой, попользуешься — поживешь всласть и за себя, и за Шалю Дамитрака…

Слушает Серега, каждому слову внимает, каждому слову верует, так верует, аж трясучка во всем теле…

— Способ верный, да опасный: чего не так сделаешь, как скажу, — пропадешь почем зря. А смелости хватит — выйдешь в дамки. Вот и слушай… На рождество все делается… в ночь, стало быть, ровно в двенадцать часов. А прежде черного кота нужно изловить, посадить его в мешок, мешок через плечо, и выйти с этим сидором на околицу, да и встать, обернувшись лицом к домам, а спиной, стало быть, туда, куда шел: за околицу.

— А где, Шаля, та околица-то, в каком селе, в каком городе? Вот чего забыл сказать ты мне…

— А это, сынок, без разницы, способ этот везде действует, в любой местности. Слушай лучше, что дальше тебе скажу… Сидор тот, как есть, через плечо держи да стой, не двигайся, жди полночи. Тут Он в полночь к тебе сзади и подойдет. А кто Он, не скажу: сам знаешь, если не дурак. Не хочу я Его поминать. А ты стой, не оборачивайся. Спросит Он тебя, чего у тебя в мешке? А ты молчи да не оборачивайся. Вот тогда Он и скажет: «Давай меняться не глядя!..» — да и потянет твой мешок. А ты не оборачивайся, отдай. Когда ж пихнет Он тебе свой мешок — хватай, не глядя, да и беги, что есть мочи. А побоишься, обернешься: заберет Он тебя с собой на муки вечные. А сделаешь все, как я сказал: искупаешься в серебре да в золоте. Мешок его с большой деньгой будет. Справишь все чин-чином да и живи помалкивай, не то не в прок добро Его пойдет. Слыхал я, много народу эдак сладкую жизнь себе устроило, да еще больше с Ним ушло.

— А что ж сам-то ты, Шаля, этим способом не попользовался, побоялся что ли?

— А я, сынок, почитай сорок лет на воле Рождество не встречал… все не доводилось никак. Только выпустят, глядишь, уж сразу и обратно заберут. Видно не про меня воля-то: мне на воле, что с деньгой, что без нее — не жисть. А кабы помоложе, да случись все — уж я бы не побоялся, нет. Ты, сынок, еще молодой, тебе и дело делать, а получится все справить, уж ты не забывай Шалю Дамитрака… посылочкой изредка, да обхаживай.

Поверил Серега в Шалин верный способ, ой как поверил — аж трясучка во всем теле. Уж он не побоится, сделает все как надо. Вот тогда и поживет Серега всласть и Шалю не забудет. Ведь послал Бог доброго человека, научил уму-разуму. Это ж надо, столько лет прожить олухом. Теперь быть тебе, Серый, в князьях, ей-ей, быть…

На Пасху освободился Серега из заключения, дыхнул вольным воздухом и… айда домой, в свой родной поселок, к матери. Уж как ни пьянит свобода своим хмелем сладостным, а разумом Серега трезвится, бодрствует, ибо не до пустяков ему, не до мелких радостей — крепко засел у него в мозгу способ Шалин верный и точит денно и нощно, будто червь, без выходных, без продыху. Не застит Сереге воля глаза, не дурманит — трезвый он. Не дождутся теперь от него глупых промахов… есть у него теперь цель, ясна, как день. Ему бы только до Рождества дотянуть, не сгореть в своем же собственном пламени. А уж он не просто ждет, не сиднем сидит: купил Серега сидор, да не наш, а импортный, с наклейкой, с молнией, принес от шурина кота черного, усатого, красивого. Сидит Серега дома, не пьет, не гуляет, а все кота своего обхаживает: кормит его как на убой, холит, расчесывает, чтоб хоть не стыдно было обмен-то неравный творить.