— А вообще-то куда нам спешить? Можно подумать — за нами гонятся разбойники. Давай подыскивай место для стоянки. Отдохнем после бурного дня, послушаем музыку, не возражаешь?
Челкаш замотал головой и стал пристально смотреть по сторонам; но местность тянулась безрадостная; за пятьдесят километров мы так и не увидели более-менее уютного места; назад проносились рабочие поселки, какие-то фермы, мосты; потом дорога потянулась через болотистую равнину. Внезапно Челкаш насторожился, а в следующую секунду и я увидел, что параллельно нам над болотами в тумане плывет огненный шар, величиной с футбольный мяч.
— Шаровая молния! — пробормотал я и прибавил газа. — Еще, чего доброго, врежется в нас!
Сами понимаете, соседство такой страшной штуковины вселяет не очень-то приятные ощущения.
Но молния и не собиралась отставать, наоборот — приблизилась к нам на критическое расстояние, Малыш ее притягивал, словно магнит. Сквозь сетку дождя уже четко виднелись крутящиеся искры на поверхности шара. Я резко затормозил, в надежде, что шар пронесется вперед, но где там! Он, злодей, закружил вокруг нас, да еще — к нашему ужасу — с каждым разом сужал виток. Светящаяся бомба явно вознамерилась нас взорвать, спалить дотла. Не скрою, меня охватил нешуточный страх; Челкаша тоже забила дрожь — шаровую молнию мы видели впервые. И все же мне удалось от нее избавиться. Я выбрал момент, когда она оказалась сзади нас, и резко дал газу, и… мы вырвались из смертельного круга. Молния в растерянности так и осталась висеть над дорогой. Челкаш лизнул мне руку, давая понять, что я совершил нечто героическое. Впрочем, он считает, что я вообще все могу.
Наконец дорога углубилась в лес. К этому времени дождь уже разыгрался вовсю, а тут еще на дороге появились заплаты и вмятины — она напоминала лоскутное одеяло; потом «одеяло» кончилось, и дальше мы покатили по глинистой колее в рытвинах и буграх — настоящем танкодроме; Малыш то и дело подпрыгивал и дергался, словно ему давали пинка. «И когда у нас повсюду сделают отличные дороги? — подумал я. — Ведь дороги — это лицо страны!»
Мы въехали в сосновый бор и сразу почувствовали густой запах смолы и хвои. Остановились на ровной низине; Челкаш заикнулся про ужин, но вдруг темное небо разорвала молния — уже обычная, зигзагообразная — и тут же ударил гром, да так, что Малыша подбросило, а верхушка стоящей невдалеке тонкой сосны заполыхала, точно бочка с керосином. Челкаш открыл дверь машины, выскочил наружу и заорал не своим голосом. Он то подбегал к сосне, то возвращался и просто требовал от меня сделать что-нибудь.
Я знал, что дождь вскоре потушит пламя, но, чтобы успокоить друга, взял топорик и стал подрубать сосну. Вскоре она рухнула; при падении пламя сбилось, в воздух поднялся сноп искр — через минуту все погасло. Но Челкаш еще долго нервничал, пыхтел и фыркал, даже дождь не мог его успокоить.
Понятно, пока я возился с сосной, а Челкаш носился и надрывал глотку, мы промокли до костей. Я-то сразу переоделся в машине, а Челкаша пришлось вытирать полотенцем и специально для него включать печку. Ну, а потом мы уминали бутерброды, слушали музыку и радовались своему передвижному жилищу, его удобствам и особенно непромокаемой крыше.
Грозу пронесло, но дождь продолжался. Он лил всю ночь. Нас это не очень огорчило — как известно, именно в дождь особенно крепко спится — монотонный шум убаюкивает лучше любой колыбельной.
Глава одиннадцатая
КАТАСТРОФА НА МОСТУ
Проснулись мы посреди озера — за ночь низина превратилась в огромный водоем — наверняка издали Малыш, у которого в воде скрывались колеса, выглядел перевернутой лодкой, а еще вернее — желтым надувным матрацем. Спросонья, ничего не разглядев за запотевшими стеклами, я открыл дверь, шагнул и очутился по колено в воде.
Дождь кончился, в лесу стоял утренний прохладный полумрак; вокруг Малыша плавали лягушки, некоторые пытались запрыгнуть на нашу машину.
Вслед за мной Челкаш тоже хотел было вылезти, но раздумал и гавкнул: надо завести Малыша и выбираться на возвышение!
Я последовал совету друга и вставил ключ в замок зажигания. Но Малыш закапризничал. Точнее, несколько раз чихнул, кашлянул, поплевал из выхлопной трубы и смолк. Стало ясно — он готов работать, но в его механизмы попала вода и ему надо время, чтобы обсохнуть; он прямо говорил: господа путешественники, я все же машина, а не катер.
Челкаш прыгнул в воду, подплыл к Малышу со стороны двигателя и, встав на задние лапы, передними уперся в кузов машины. И выразительно посмотрел на меня. Я понял его и пристроился рядом; шлепая по воде, кряхтя и сопя, мы покатили Малыша к «берегу», то есть к насыпи дороги. Когда выкатили и отдышались, стали готовить завтрак.
Над лесом поднялось солнце — точнее, некий бледный диск — утро было облачное, пасмурное, хмурое. И, собственно, настроение у нас было неважнецкое; даже неисправимый оптимист Челкаш улыбался как-то натянуто.
Если вы думаете, что после того, как мы перекусили, у нас поднялось настроение и все вокруг окрасилось в радужные тона, то ошибаетесь. К тому же грунтовую дорогу, по которой нам предстояло ехать, сильно размыло, и я уже представлял трудности в пути.
