Самые первые - [22]

В госпитале, куда меня поместили для обследования, все шарахались от бородатого (в течение пятнадцати суток я не брился и стал похож на «барбудос») парня с нелепой улыбкой.

На первый взгляд в этом эксперименте нет ничего особенного. Казалось бы, даже приятно отдохнуть десяток дней в абсолютной тишине. И один наш знакомый корреспондент добился разрешения на участие в таком эксперименте. «Отдохну от телефонных звонков, командировок, интервью. Займусь наконец своей рукописью», — тешил он себя радужными надеждами, оставив за дверьми сурдокамеры даже часы.

Корреспондента выпустили по его же настоятельной просьбе.

— Сколько я просидел? Вечность? — был его первый вопрос.

— Чуть поменьше. Через пару часов — сутки, — ответили ему.

* * *

Весну 1961 года мы встретили в приподнятом настроении. Близилось событие, которому суждено было войти в историю человечества одной из самых значительных вех на пути его развития.

И вот настал день, когда наш Центр подготовки как-то сразу обезлюдел. Все разъехались по своим местам: кто на космодром, кто на командно-измерительные пункты, разбросанные по всей территории страны. Выехали заранее, чтобы на местах провести заключительные тренировки групп управления.

Накануне старта Целикин проводит последний инструктаж для нашей группы на одном из пунктов управления, затерявшемся почти в самом сердце Сибири.

— Здесь, за этим пультом, буду находиться я. Справа от меня — вы, капитан Шонин. Вы отвечаете за связь с экипажем и, если будет необходимость, воспользуетесь телеграфом. Между прочим, заметьте: капитан — самое прекрасное воинское звание… Слева от меня вы, доктор.

Доктор Михаил Николаевич Мокров — наш хирург. Он присоединился к группе перед отлетом, заменив заболевшего физиолога. Поэтому мне вполне естественным кажется его вопрос:

— А для чего?

Целикин долго молча и не моргая смотрит на доктора. Наконец изрекает:

— Для противовеса!

При этом лицо его остается непроницаемым.

Стиснув зубы, я трясусь как в лихорадке, стараясь не смотреть на доктора: ведь Михаил Николаевич старше меня по званию, да и по возрасту он мне почти в отцы годится. Меня выдают слезы. Оказалось, доктор тоже не лишен чувства юмора.

— Давай, Жора! Не стесняйся. Смейся в открытую. Ведь лопнешь сейчас! — разрешает он мне.

12 апреля за четыре часа до старта мы все на рабочих местах. Во время проверки связи я слышал возбужденные голоса своих друзей, тех, что находились близко от меня, и тех, что за тысячи километров. Напряжение с каждым часом нарастало. Все на КП сосредоточились, подтянулись. Когда объявили пятиминутную готовность, нервы мои были, наверное, похожи на перетянутые струны гитары: только тронь — зазвенят!

Через несколько минут начнется необратимый процесс: управление запуском и стартом носителя возьмет на себя автоматика. Кто мог тогда точно сказать, что ждет Юрия там, в этой черной бездне, чем закончится путешествие первого Колумба вселенной?

Я закрыл глаза и представил, как два мощных прожектора — науки и техники — скрестили свои лучи и в их перекрестии вершина сигарообразного тела дымящейся ракеты. А там, на самом верху, на острие, в «Востоке» — Юрий. Как он там? Осознает ли, какую ответственность взвалил на свои плечи?

Справится ли?

Конечно! Юрий не подведет! В этом мы все были глубоко убеждены.

И я уверен, что в тот момент он был самым спокойным человеком среди всех тысяч людей, ожидавших это событие. Потому что ему еще предстояла работа, к которой он тщательно готовился, в то время как остальные участники первого запуска пилотируемого космического корабля — от Главного конструктора до техника, закрывшего за Юрием люк «Востока», — превращались в пассивных наблюдателей. Им оставалось только ждать.

«Нет, мы не знаем цены ожидания — ремесла остающихся на земле!» Трудно не согласиться с Константином Симоновым.

Старт! Сто восемь минут вокруг земного шара. Сто восемь минут напряжения. Сто восемь минут томительного ожидания. Это были исторические сто восемь минут!

Когда нам передали, что космонавт уже на земле, он жив и невредим, мы бросились друг к другу в объятья. Нашей радости не было предела. Напряжение последних дней искало выхода, и этим выходом была радость.

Чтобы немножко разрядиться и посмотреть, как на свершившееся реагируют люди, я вышел из машины, не доезжая до гостиницы, и пошел пешком через центр большого сибирского города. Помнится, меня обескуражило хладнокровие, с которым встретили сообщение ТАСС окружающие. Жизнь города текла по обычном руслу: ходили трамваи и автобусы, куда-то сосредоточенно спешили люди… И только яркий апрельский день радовался и салютовал происшедшему событию всеми своими красками. Как же так? Почему? Мне захотелось останавливать каждого встречного, тормошить его и кричать: «Понимаете, что произошло! Полтора часа назад человек покорил космос!»

Потом я понял. Люди не были равнодушны. В первые минуты и часы большинству действительно было трудно разобраться и оценить это событие. Фантастика! Сказка!

Как в нее поверить? Ведь ни в печати, ни по радио, ни по телевидению вопросы практического освоения космоса подробно не освещались, о предстоящем старте заранее не говорили. А когда разобрались, всех захлестнул единый патриотический порыв. В этом я убедился, стоя на трибуне Мавзолея во время встречи москвичами Юрия Гагарина. Тысячи людей, собравшиеся на Красной площади, представлялись мне как единый человеческий организм, который возбужденно дышал, радовался, смеялся и плакал от счастья…