Самвел - [77]

— Я отправлюсь в путь, я найду ее! — сказал он с горячим увлечением. — Где бы то ни было, я найду ее.

— Не советую, господин мой, — ответил Малхас с уверенностью опытного человека.

— Почему, Малхас? Ты пугаешь меня? Ради нее я готов отправиться и в ад.

Малхас был одним из преданных слуг князя и отличался как умом, так и храбростью. Свою неуверенность он объяснил Самвелу тем, что князья Рштуни ненавидят Мамиконянов и будут им беспощадно мстить, где бы то ни было. Самвелу надо их остерегаться, так как зло, причиненное рштунийцам, дело рук его отца.

— Глупости, Малхас, — прервал его Самвел. — Ашхен будет мне мстить? Моя любимая? Что ты говоришь?

— Ашхен не будет мстить, но будут мстить окружающие ее храбрые воины. И нежная княжна едва ли сможет сдержать ярость дикой толпы.

— Ошибаешься, Малхас. Все рштунийцы обожают ее, как богиню. Одно ее слово может укротить толпу.

Малхас задумался. Впал в раздумье и Самвел. Два горячих желания боролись в нем. Одно — это страстная мечта увидеть свою любимую невесту, другое — сознание цели, ради осуществления которой он пустился в путь и дал торжественный обет перед своей совестью и богом. Что предпочесть? Любимую девушку или данный обет? И девушка и его цели одинаково были дороги и священны для него. Но огонь любви так ярко пылал в душе Самвела, что он решил отложить осуществление своего обета…

— Слушай, Малхас, — обратился он к гонцу, — иди отыщи княжну и немедленно возвращайся с ответом. Можешь ее найти?

— Могу, мой тер.

— Я буду ждать тебя здесь, у берега. Моим воинам я дам возможность отдохнуть до твоего возвращения. Если надо, возьми с собой людей из моего отряда.

— Нет, они мне только помешают, мой тер, я пойду один.

— Ты должен сегодня же отправиться в путь.

— Я отправлюсь немедленно. Что я должен сообщить княжне, если бог поможет мне найти ее? Что мой князь желает ее видеть?

— Да!

— А если она не поверит, что я послан моим господином?

— Покажи ей вот этот перстень.

Самвел снял со своего пальца перстень и отдал гонцу. Тот поклонился и отправился в путь.

II. Артос

Артос — царь Рштуникских гор. Это гигант горной цепи Рштуник; в его страшных ущельях днем царит полумрак, а ночью — непроницаемая тьма.

Была облачная ночь. На одной из круглых вершин красное пламя потухающего костра освещало мрачные лица людей, которые грелись, расположившись вокруг огня. В суровых объятиях гор летняя ночь дышала леденящим холодом.

Сидящие у костра переговаривались между собой и осматривали свое оружие. Один оттачивал каменным точилом затупившийся наконечник копья, другой чинил разодранный шнур колчана, кое-кто был занят починкой меховых башмаков. Некоторые, лежа на боку, смотрели с особым удовольствием на огонь.

Несколько поодаль от костра, завернутые в толстые войлочные бурки, лежали растянувшись на земле остальные.

Во мраке взгляд различал ряды палаток, похожих на шалаши пастухов. Палатки были сшиты из крепко вытканных шерстяных паласов темно-серого цвета. Ткань эта под дождем делалась настолько плотной, что совсем не пропускала влаги. В этих палатках спали женщины и дети.

Одна из палаток особенно бросалась в глаза. Она стояла несколько поодаль и своими размерами выделялась среди всех. Ее занавеси были опущены. Она была белого цвета и в сочетании с красной подкладкой имела нежно-розовые просветы. Заметно было, что внутри горел свет.

Разговор у костра продолжался.

— Нет у нас ни капли стыда, — сказал один из сидевших. — После того, что произошло, нам впору сбросить папахи и накрыться платками наших жен.

— Почему? — спросил другой.

— Ты еще спрашиваешь? Да потому, что мы не мужчины, а бабы. Потеряли мы свою гордость, потеряли нашу царицу. Враг все разграбил. Ее замок сгорел, а мы не могли спасти. Стоит ли после этого жить? Как мы будем смотреть людям в глаза? Каждый вправе оплевать нас и высмеять.

— Верно говоришь! Но откуда мы могли знать о нападении? Спокойно сидели дома, когда враг, как ночной вор, влез в замок и утащил добычу. Если с неба на голову вдруг сейчас свалится камень, что можно с этим поделать? Так свалилось на нас это несчастье! Если бы мы заранее знали, враг не посмел бы вступить на нашу землю.

— Но ведь теперь-то знаем?

— Теперь знаем и отомстим! Кровью врага мы смоем свой позор!

— Это только «начало мук родин», — вмешался в разговор пожилой воин, по-видимому, начитанный, — самое страшное еще впереди. Захватив князей, оставив нас без главы, враг закроет наши церкви, изорвет наши евангелия, растопчет наши святыни и затем скажет: «Поклоняйтесь огню и солнцу, вот ваши боги!» Нас заставят говорить по-персидски и молиться по-персидски, ибо таков язык их богов. Наши хижины обмажут коровьим пометом, потому что таков их обычай. Нам не позволят хоронить покойников, ибо такова их вера. Наши храмы осквернятся дымом и чадом языческих жертвоприношений.

— А кто им позволит? Кто согласится? — раздались голоса.

— Заставят… палкой и плетью заставят, — сказал пожилой воин, качая многозначительно головой.

Один из молодых воинов, лежавший у костра, поднял голову и, широко раскрыв глаза, проговорил:

— Конечно, если мы будем сидеть сложа руки, нас за уши выволокут к огню и скажут: «Склони голову, это твой бог». Но я никому не позволю войти ко мне в дом и тащить меня за уши.