Самвел - [127]
Полководец в знак покорности дважды поклонился и ответил:
— Приказание всеславной царевны Персии будет исполнено как выражение ее воли.
Меружану показалось, что дворец обрушился ему на голову и он лежит, погребенный под его обломками.
Он был так поражен, что утратил все свое величие и не нашелся даже, что ответить, когда персидский полководец, его подчиненный, взял его за руку и вывел из зала.
Царица взглянула на Меружана. Ей стало жаль его.
На следующий день царица и царевна под охраной Аланаозана направились в Персию; вместе с гонимой из отчизны госпожой ехали и ее служанки.
После этого целых девять дней и девять ночей персидские войска расхищали сокровища царя Аршака, собранные в крепости. Там же находились богатства и ее защитников, погибших от чумы и голода. Опустошив крепость, персы сожгли прекрасный Артагерс.
Книга третья
I. Утро равнины Айрарата
А в это время Меружан Арцруни и Ваган Мамиконян разрушили эти города, пленили их жителей… Из всех этих гаваров, краев, ущелий и стран вывели они пленных, пригнали всех в город Нахчеван, который был средоточием их войск.
Фавстос Бузанд
Было утро, лучезарное утро равнины Айрарата.
Под первыми лучами солнца белоснежные склоны Масиса ослепительно сияли розовым блеском. Венценосной вершины Арагаца не было видно. Она была окутана белым, как снег, туманом, точно стыдливая невеста, лицо которой скрыто под непроницаемым покрывалом. Зеленеющая равнина, покрытая жемчужинами утренней росы, переливалась нежнейшими цветами радуги. Дул легкий зефир, цветы улыбались, зеленая мурава шевелилась волнами.
Прекрасно было это утро.
Птицы весело перепархивали с куста на куст. Пестрые, как цветы, бабочки мелькали в воздухе. Белый аист, вытянув красные голени, размахивая широкими крыльями, спешил к болотам Аракса. Ручные олени, дикая газель и серна вышли из лесов царя Хосрова и свободно резвились, на лужайках.
Не было видно лишь человека.
Каждое утро звуки серебряных труб, лай борзых, ржанье горделивых коней нарушали утренний покой зверей в их логовищах. Лютый вепрь в ужасе бросался в темные заросли камыша, а мохнатый медведь искал убежище в лесу. Но в это утро отсутствовали те, чьи охотничьи забавы придавали богатой дичью равнине особое оживление, — отсутствовали охотники, сыновья нахараров.
Ежедневно на рассвете птицы начинали свою утреннюю мелодию, и с ними вместе пел свою песню трудолюбивый земледелец. Сверкала коса, кипела работа, и золотая жатва, щедрая плодами, вознаграждала труд изможденного шинакана. Но в это утро не было жнеца, не было и землепашца. Созревшая нива оставалась неубранной, и неутомимая соха валялась без пользы у еще не пройденной борозды.
Каждое утро с первым звуком церковного клепала просыпался пастух. Сладостное блеяние овец, звонкая перекличка молодых бычков оживляли покрытые густой травой луга. Но в это утро, не было ни пастухов, ни стад. Рассеянные по горам и долинам ягнята бродили и, будто потерявшие пастыря сироты, казалось, сами искали пастуха.
Каждое утро, когда всходило дневное светило, оно своими первыми лучами приветствовало труд крестьянских девушек. В красных, желтых, голубых платьях, точно красные, желтые и голубые цветы, они пестрели в садах, огородах и на полях. Пели и работали. Их песне вторил соловей. Но в это утро сады были беспризорны: они потеряли своих неустанных работников.
Солнце поднималось, и чем выше оно всходило, тем все сильнее обширная Араратская равнина, как грандиозная кадильница, распространяла благоухание раннего утра. Долина дымилась, испаряя влагу, — украшенная росою зелень возвращала небу полученные от него жемчужины.
Дымились густо разбросанные по равнине деревни. Но этот дым не походил на тот мирный голубоватый дымок, что каждое утро змеевидными столбиками вился из куполообразных отверстий деревенских лачуг. Этот дым, подобно черному туману, окутывал деревни, и временами из его темной гущи сверкали огненные языки.
Дымились и великолепные города: чадил Двин, Арташат, дымился Вагаршапат и монастырь Эчмиадзин. Непроницаемый дым затмевал светозарную прелесть Араратской равнины. Всюду царила печальная, бездонная пустота. Пусты были города, пусты были села, опустели и дороги. Казалось, дыхание смерти пронеслось по этой чудесной равнине и уничтожило всех людей.
Но вот по дороге к Арташату поднялась пыль. Ехал конный отряд. Богатая сбруя коней и богатое вооружение всадников говорили о том, что эти люди не простые путники. Впереди ехал молодой стройный воин, за ним — остальные.
Вот они достигли полуразрушенных стен города Арташата. Здесь молодой всадник остановился; печальным взором окинул он разрушенный и все еще дымившийся город и, повернув в сторону, направился по дороге к Таперскому мосту. Он ехал из очень далеких мест. Много таких сгоревших, опустошенных городов встречал он на своем пути. Это и было причиной того, то его нежное сердце точно окаменело, его горячие чувства как будто остыли и в его грустных глазах не осталось даже слез, чтобы пролить их над несчастным Арташатом.
Таперский мост был единственной переправой со стороны Арташата на правый берег Аракса. Всадник доехал до моста, но не переехал через него. Он кого-то ждал и в молчаливом раздумье смотрел на реку.
