Самозванец (сборник) - [137]

Вестмайер продолжал ехать рысью.

– Стой! – загремел гусарский унтер-офицер, загораживая дорогу. – Кто едет?

– Где? – с глуповатым видом спросил Вестмайер, в совершенстве подражая грубому мужицкому говору.

– В карете, дубина!

– Нет, уж это вы оставьте, господин солдат! В карете не дубина, а мой господин собственной персоной!

– А кто твой господин?

– Да как будто мужчина, господин солдат, а там – кто его знает.

Унтер грозно нахмурился; заметив это, Биндер, одетый в изящное штатское платье, привстал на козлах и ответил:

– Первый секретарь русского посольства в Вене, барон Ямвич.

– Куда он едет?

– К его величеству прусскому королю в Вельсдорф.

Унтер подскакал к окну кареты, заглянул внутрь, почтительно откозырял гостю своего короля и приказал кучеру ехать дальше.

– Гусары скачут за нами, – оглянувшись, сказал Биндер.

– Ну это еще ничего, – спокойно ответил Вестмайер, – в данный момент они представляют собою просто почетный эскорт. А вот когда они будут с выстрелами догонять нас, а мы должны будем от них удирать, вот тогда и начнется потеха!

Перебрасываясь шутками, друзья продолжали ехать вперед. Их еще раз остановили, но, взглянув на бумаги, почтительно пропустили без всяких проволочек. Наши путешественники не без опасности перебрались через кряжистый отрог по узенькой дороге и потом мирно поехали долиной.

Но тряский путь по горной дороге не прошел даром для кареты, она вдруг со скрипом наклонилась вбок, и гренадерам, поспешно соскочившим для осмотра повреждения на землю, не трудно было убедиться, что из рессоры выскочили два болта.

– Гм! – сказал Вестмайер, с досадой оглядываясь по сторонам. – Если продолжать ехать в таком виде, то кареты не хватит и до Трех крестов, а если отправиться пешком, то мы опоздаем к назначенному часу. Что же делать?

В этот момент навстречу им показалась крестьянская телега. Крестьянин, сопровождавший последнюю, сообщил нашим героям, что совсем близко отсюда село с трактиром и кузницей; если свернуть влево по этой вот дороге, то через десять минут они будут уже там.

Гренадеры немедля с радостью воспользовались данным им указанием и вскоре уже подъезжали к кузнице, откуда весело доносилось звонкое постукивание молоточков и молотов.

Кузнец успокоил путешественников, сказав, что у него имеются такие точно болты, и в какие-нибудь десять минут поломка будет исправлена; что же касается Трех крестов, то это место отсюда всего в получасе езды, так что они еще успеют прибыть туда вовремя.

Гренадеры прошли в домик кузнеца; его жена задала лошадям корма и сбегала в трактир за вином и закуской. В ожидании, пока карета будет исправлена, гренадеры сели за накрытый чистенькой скатертью столик, чтобы подкрепиться.

– Однако, – сказал Ниммерфоль, сидевший лицом к окну, – какие у вас тут проживают важные господа!

– Да, – ответила молодая женщина, выглянув в окно, – это наш помещик, дама, которая идет рядом с ним – его родственница, а молодой кавалер – ее жених, барон Люцельштейн.

– Люцельштейн? – удивленно переспросил Лахнер. – Неужели это тот самый? Опять, вероятно, подцепил себе богатую невесту!

Он подошел к окну, но в тот же момент отскочил и спрятался за занавеску; прямо перед окном проходила Эмилия фон Витхан, которая, улыбаясь, слушала Люцельштейна, горячо убеждавшего ее в чем-то.

– Ну разве это не прелестная парочка? – спросила хозяйка.

– Дама мне нравится, – сказал Ниммерфоль, – а барон – нет! Уж очень он какой-то прилизанный, чистенький – точно кукла, а не человек.

– Это в вас, верно, зависть говорит! – поддразнила его жена кузнеца.

– Как я могу завидовать тому, чего не знаю? – возразил Ниммерфоль. – Ведь неизвестно еще, почему она выходит за него замуж.

– Только по страстной любви, это уж я точно знаю, – ответила молодая женщина.

– Готово! – заявил кузнец, появляясь в дверях.

– Едем, – коротко сказал Лахнер. – Вот получите. Он дал кузнецу золотой дукат, тот передал его жене.

Желая дать сдачу, она нагнулась к кровати и достала оттуда небольшой сундучок. Выдвигая его, она задела за спрятанные под кроватью сабли, и те со звоном высунулись из-под спущенного одеяла.

– Э! Что это у вас? – спросил Лахнер.

Кузнец потупился, его жена бросила на говорившего угрюмый, недружелюбный взгляд: они и без того волновались за участь этого случайно доставшегося им оружия; бросить было жалко, а хранить опасно, так как пруссаки вечно шныряли вокруг и строго наказывали жителей, у которых находили спрятанное оружие. Ведь эта занятая прусскими войсками местность представляла собой австрийскую территорию, и неприятель стремился обезопасить себя от возможности партизанских выступлений местных жителей.

Лахнер заметил смущение кузнеца и его жены, он понял причину их недовольства и успокоительно сказал:

– Полноте, добрые люди, мы не пруссаки и не имеем с ними ничего общего. Я не собираюсь допрашивать вас, искать чего-нибудь запрещенного. Просто я увидел оружие, которое могло бы нам пригодиться. Вам оно, кажется, мешает, так не продадите ли вы эти сабли нам?

Кузнец просиял:

– С удовольствием продам, любезный господин, – ответил он. – У меня только всего и есть что две знатные сабли да славное ружьецо. Я – слишком небогатый человек, чтобы бросить их, а попасться с ними пруссакам радости мало.